Стоял прохладный, промытый дождем день позднего августа, того неопределенного сезона, когда куропатки еще находятся под защитой закона и охотиться не на что — если не направиться на север к Бристольскому каналу, где вполне законопослушно можно галопировать за жирными красными оленями. Участники вечеринки леди Блемли не собирались на север к Бристольскому каналу, поэтому сегодня вокруг ее чайного стола было полно гостей. И несмотря на мертвость сезона и банальность повода, в компании не было и следа того томительного нетерпения, которое вызывается страхом пианолы и подавленным желанием побыстрее перейти к бриджу. Нескрываемое напряженное внимание всей компании было приковано к несколько загадочной личности мистера Корнелиуса Эппина. Из всех гостей он был единственным, кто прибыл к леди Блемли с самой неопределенной репутацией. Кто-то сказал, что он талантлив, и он получил приглашение с умеренным ожиданием со стороны хозяйки, что по крайней мере часть его таланта будет востребована для общего развлечения. Вплоть до чаепития в тот день она не могла обнаружить, в каком направлении устремлен его талант, если он вообще имеется. Он не был ни остроумец, ни чемпион по крокету, у него не было ни гипнотической силы, ни задатки актера-любителя. Его внешний вид также не наводил на мысль, что это такой мужчина, которому женщины согласны простить щедрую меру умственной недостаточности. Он был произведен в простого мистера Эппина, а имя Корнелиус казалось образчиком очевидного блефа при крещении. И вдруг он объявил о вторжении в мир открытия, перед которым изобретение пороха, книгопечатания или парового локомотива оказывалось незначительными безделушками. За последние десятилетия наука совершила устрашающие сдвиги во многих направлениях, однако такое открытие казалась принадлежащим скорее к сфере чудес, чем к области научных достижений.
— И вы действительно просите нас поверить, — сказал сэр Уильям, — что вы открыли способ научить животных искусству человеческой речи, и что дорогой старина Тобермори оказался вашим первым успешным учеником?
— Это проблема, над которой я работал последние семнадцать лет, — сказал мистер Эппин, — но только за последние восемь-девять месяцев я был вознагражден мерцанием успеха. Конечно, я экспериментировал с тысячами животных, но в последнее время только с кошками; эти чудесные создания столь изумительно ассимилировались с нашей цивилизацией, сохранив все свои в высшей степени развитые свирепые инстинкты. Здесь и там среди котов встречаются потрясающе незаурядные интеллекты, точно также, как среди мириадов человеческих существ, и когда я познакомился с Тобермори неделю назад, я сразу увидел, что вошел в контакт с невероятным котом экстраординарного интеллекта. В недавних экспериментах я далеко продвинулся по дороге успеха; с Тобермори, как вы его зовете, я достиг цели.
