Наверно, оттого, что такой нереальной кажется наша связь, я не могу сразу ощутить в реальной жизни разочарование и горе, постигшие меня в жизни воображаемой. Должна признаться, в некотором смысле у меня даже полегчало на душе: можно будет провести пасхальные каникулы с Лоиком. Ради любви всегда приходится пренебрегать материнским или профессиональным долгом, и я чувствовала себя виноватой. Сиднею я еще ничего не говорила… Оказалось, к лучшему. Трусость порой вознаграждается.
Изменение в программе позволит мне также встретиться с Эллен – наш оргазмолог прибывает во Францию. Книга ее хорошо расходится в Америке, сама она тоже, кажется, расходится – с мужем. Нелегко мужчине переварить успех жены, особенно когда ее труд построен на сексе и кишит примерами и анекдотами, героем которых фаллос старины Эла, как правило, не является. На него поглядывают кто с намеком, кто с жалостью: неужто это он освоил «китайскую вертушку»? А «ускоренное вибрато»? А с ним ли опробовала Эллен позу, описанную на странице 74?
Оргазм начал входить в моду во Франции: издан перевод Кинзи, и Эллен надеется в его кильватере перевести и свою книгу. Она целыми днями бегает по радиостанциям, редакциям газет и журналов для женщин, где ее документально обоснованные дерзания, присущая ей смесь наивности и цинизма, американский акцент и простодушное кукольное личико действуют неотразимо. Она устраивает у нас «вечера откровений», намереваясь добавить к своей книге новую главу – о латино-христианском оргазме. Разговоры на такие темы располагают к радостям плоти, и Эллен предоставляется случай попрактиковаться, которого она, разумеется, не может упустить, великодушно предлагая присоединиться и нам с Сиднеем.
Не без сожаления я констатирую, что воспоминание о Гавейне еще крепко сидит во мне и у меня нет охоты участвовать в подобных игрищах.
А мой альбатрос не пишет мне больше с тех пор, как случилось несчастье с его женой, – уверена, что этим он хочет наказать себя. Так совершают у примитивных народов искупительные обряды. Для Гавейна, несомненно, все учитывается на небесах и за все рано или поздно придется платить. Настал час расплаты и для него; впрочем, Гавейн всегда был к этому готов. Жизнь любит бить тех, кто безропотно принимает ее удары, не считая, что счастье им положено. Для Лозерека несчастье – норма.
Мари-Жозе уже дома, но ей придется еще много недель лежать в гипсе. Жоэль вне опасности, но из-за последствий травмы – психических и моторно-двигательных расстройств – он вряд ли сможет когда-нибудь стать полноценным человеком. Мать Мари-Жозе приехала ухаживать за дочерью и привезла с собой слепого мужа. Они теперь так и останутся в Ларморе. Семья, Бретань, заботы и беды сомкнулись вокруг Гавейна; этот панцирь крепче гипса, и моим словам сквозь него не пробиться.
