В этот вечер музыку слушают всего шестеро: они и соседи, тоже французы, но, похоже, без ностальгических настроений. И без возраста. Они уже «на обратном пути». Но откуда? Мадам безупречна: серые волосы стянуты в пучок, прямая спина, ухоженное лицо, пожалуй, немного квадратное, но красивое, хотя слишком долго хранимая добродетель оставила на нем отпечаток. Ее супруг, по виду бывший колониальный чиновник, придавленный тридцатью годами семейной скуки, клюет носом в конце стола. Их дочь – тоже без возраста, волосы выкрашены в черный цвет с каштановым отливом («так выглядит веселее, ты не находишь?»); при ней – бедняга, следующий по стопам тестя. Тропическое солнце не расплавило панцири черепах-буржуа. Мать и дочь внимательно рассматривают тарелки в поисках какого-нибудь местного микроба, хмурятся, глядя в меню: ничего, кроме рыбы, – потом подзывают официантку и просят принести «тосты». Они сегодня побывали в Долине Мая и купили гигантский кокос, о чем уже сожалеют. Так дорого, и они никогда не решатся выставить его на всеобщее обозрение в своей гостиной: слишком непристойная форма, они только теперь это поняли.
Переговариваются только женщины, а мужья после каждой фразы согласно кивают. «Какой был прекрасный отель, помнишь, мама, на берегу озера… – О да! Вы помните, Анри?» Мадам обращается к мужу на «вы». На его лице отчетливо читаются все отпуска за тридцать лет, проведенные в обществе супруги, и последний бесконечный отпуск – пенсия… Но терпению его настанет предел. Он уже на всякий случай позволил себе небольшой приступ и ходит запинаясь.
Но, как бы то ни было, французы в десяти тысячах километров от дома, в тысяче километров от Мадагаскара, ближайшей земли, не могут не познакомиться. Поводом служит гигантский кокос.
– Представляете, они все пронумерованы, их вывоз теперь строго контролируется, – сообщает Мамаша.
– Да, любопытно, что такие встречаются только здесь. Когда-то арабские шейхи покупали их на вес золота: считалось, что они возбуждают любовный пыл, – откликается Жорж.
В глазах Мамаши мелькает недовольство: ее еще, чего доброго, заподозрят в пропаганде эротизма. Гавейн поднял бровь. Последняя фраза ему о чем-то говорит.
– Странно, зачем этим восточным шейхам были нужны такие штуки? Они и так могли иметь столько жен, сколько хотели, – вставляет он.
Дамы, сочтя, что разговор принимает нежелательный оборот, поспешно ищут более безопасную тему.
– Названия всех этих островов просто очаровательны, не правда ли?
