А вот сейчас?
Какие ж надо святцы, чтоб никого из нас не упустить.
* * *
Там красное в овраге, не смотри.
Оно ещё, а мы хотим в четыре,
И в пять, и в шесть — гостей или в кино.
Мы слышали его, когда оно.
Мы слышали — скулило и визжало, кричало:
"Суки, суки, суки, суки!!!"
Зачем ты смотришь? Я же не смотрю.
У Вонг Кар-Вая женщины в цвету
и у оврага ивы и орешник.
И под ногтями красно от малины,
и голос сорван — видимо, во сне.
…Оно пока что кажется знакомым,
но дай ему часок-другой.
* * *
Нет, за пять лет для нас мало что изменится.
Через пять лет для нас мало что изменится и за восемь.
Через восемь для нас и за десять изменится не очень многое.
Через десять лет им будет по пять, некоторым — по восемь.
Они будут думать, что за год всё изменится до неузнаваемости.
Ещё через пять — что всё, возможно, здорово изменится через пару лет.
Ещё через восемь — что за десять лет, в целом, может измениться очень многое, –
но только не мы.
Мы ведь были точно такими же и пять лет назад, и восемь, и десять, –
только больше ростом — и ещё что-то,
изменившееся совершенно неуловимо, –
незначительное,
неважно.
"Через десять лет, — будут думать они, глядя на нас. — Может быть, через двадцать."
Рано или поздно, но непременно.
И это страшно, но неизбежно.
Им тогда будет — нет, ещё не очень много, –
но тем, другим, уже будет по пять или по восемь,
и всё будет меняться
так быстро.
Так.
Чудовищно.
Быстро.
Мы могли бы тогда сказать им:
"Надо просто потерпеть — лет восемь или десять".
Но к этому времени очень многое может измениться.
В первую очередь — для нас, конечно.
* * *
Орудие Твоё идёт домой,
волочит за руку Орудие Твоё,
Орудие Твоё их ждёт, расставив миски.
Орудие Орудью в коридоре едва кивает, отдаёт пакеты,
Орудие Орудию молчит.
Немного позже, после пива,
Орудие Орудию кричит: "Исчадие!"
Орудие встаёт, швыряет пульт,
идёт в сортир и плачет.
Орудие Твоё идёт, ложится,
встаёт, берёт таблетку и ложится.
За стенкою, разбужено, Орудье
боится, что теперь совсем конец.
Встаёт, берёт медведя и ложится,
не спит и думает: "Медведь, медведь, медведь".
Как много, Господи, орудий у тебя.
Всё раскалённые, с шипами.
* * *
Идёт душа, качается,
вздыхает на ходу:
"Ох, я сейчас убью и украду,
и возжелаю, — я уже желаю! –
ведь я душа живая.
Я день за днём, от страха чуть дыша,
иду-иду, послушная душа, –
деревенеют ножки, –
и только б не упасть (случайно вправо шаг),
и только б не упасть (случайно влево шаг), –
не сбиться бы с указанной дорожки
от дома до метро,
до дома от метро
