– Тогда залезай на кровать.
– На какую?
– На детскую, – показываю я. – Других здесь нет.
Женщина в легком ступоре. Я помогаю ей решиться: беру бесцеремонно под мышки и заталкиваю, куда сказано.
– И что теперь? – осведомляется она, великолепно подбоченясь. – Мне опять раздеться?
– У трупа нет эрекции, – говорю я. – Прыгай на кровати сама.
– Прыгать?
– Порхай, как бабочка. Ведь любишь бабочек, да? И кричи от нестерпимого счастья.
Что-то есть в моем голосе, что помогает ей понять – беседы по душам закончились. Навсегда. Искры страха мелькают в ее больших глазах – впервые за это утро.
– Что кричать?
– «Да! Да! Да!» Или – «Нет! Нет! Нет!» «Еще, еще, еще!», «Дима, Дима, Дима!» На твой вкус, выбирай.
– Димочка, пожалуйста… – лепечет она.
– Пры-гай, – говорю я ей. – Кри-чи, – приказываю я. – Не испытывай судьбу, Идея Шакировна.
Она покорно изображает страсть, не жалея ни детской кровати, ни голосовых связок. Я отворачиваюсь, чтобы не мешать этому интимному процессу. Я бы подкричал ей, да голова разламывается, мышцы лица чудят и поперхивание совсем жизни лишило. В паузе, переводя дыхание, она измученно спрашивает:
– Зачем ты это придумал?
– Сказано же, – отвечаю, – контрольная работа.
– Для кого?
– Для твоего мужа, конечно.
И наконец Идея Шакировна понимает.
– Ты чудовище! – успевает завопить она, прежде чем я зажимаю ей рот рукой, однако это помогает не вполне; она брыкается, она глухо воет в мою широкую ладонь: «Он же там… Он же там сейчас…», и я вынужден прекратить урок. Тащу женщину обратно в спальню – она держится за свою простыню так, словно в этой тряпочке – единственное ее спасение.
– Лысик, лысик, между нами ничего не было! – вопит она, умудрившись укусить меня за руку. Я даю ей пощечину, однако она не унимается: – Не надо, лысик! Подожди, он разыграл тебя!
Щюрик стоит, как стоял. Ничего не изменилось в его позе, в его опасной, чреватой многими сюрпризами позе. Я искренне изумлен:
– Так ты не повесился?
Счастливая жена кидается к мужу, но я срубаю ее порыв одним рефлекторным движением. Сюто-учи, удар ребром ладони. Она катится куда-то… я не смотрю.
– Не повесился! – радуюсь я. – Ну, молодец… Слушай, я был уверен, что ты не выдержишь. Это же так просто – дернул ножкой, и конец унижениям.
– Он тебя разыграл… – доносятся стоны откуда-то сбоку.
Щюрик молчит и смотрит на меня. Мне в глаза – без промаха. Давно он не смотрел мне в глаза, мой бывший одноклассник, в виновности которого я неожиданно начал сомневаться.
