– Что ты опять задумал? – трясется он.
Я его понимаю: неизвестность ломает и не таких картонных солдат. Я продолжаю интриговать – пока есть кураж, пока злая воля вновь не скрутила мое тело, пока не сделан последний шаг…
Номер набран.
– Доброе утро, – говорю я. – Это квартира профессора Русских? ( Глаза у Щюрика вдруг стекленеют – как у вытащенного из воды сома. ) Вас беспокоит Барский, муж Идеи Шакировны… – после чего быстро подношу трубку к уху нашего героя.
– Вызовите милицию! – жалко кричит он.
В трубке – короткое кваканье, затем – гудки.
– И что сказали? – интересуюсь.
Щюрик отвечает не сразу.
– Сказали, идиотская шутка.
– И правильно! В семье траур, а ты к ним со своей ерундой.
Снова набираю номер.
– Вторая попытка. Просто позови профессора, – предупреждаю я. – Давай без срывов, иначе мы никогда не дойдем до сути.
– Андрея Гавриловича, пожалуйста, – вымученно произносит он.
Пауза длится и длится. Я наслаждаюсь моментом…
– Что?! – ужасается Барский. – Когда?!
Разговор окончен. Я отнимаю телефон от его плоского, бесформенного уха. Он стоит неподвижно, как манекен, словно забыв, где он и с кем он.
– Русских убили, – сообщает он непонятно кому. – Сегодня рано утром.
– Хорошая новость, не так ли? – радуюсь я.
Он обнаруживает меня в поле своего зрения.
– Так это ты сделал? Ты…
– Не волнуйся, с друзей денег не беру. Черт, да заткнет кто-нибудь этого идиотского пса?
Откуда-то из глубины квартиры неожиданно выползает в прихожую толстый рыжий кот. Вот она, местная достопримечательность! Щеки подметают пол. Пугливо посматривая на меня, он медленно движется по замысловатой траектории, по пути брезгливо нюхает, поджав лапу, свои грязные блюдца, пятится и наконец останавливается возле туалета. Когтями поддев дверь, кот просачивается в темную щель – и нет его…
– О! – умиляюсь я. – Что сие?
– Вот влипли, – бормочет Щюрик, опасно раскачиваясь, – вот влипли… – как заевший в проигрывателе диск, – вот влипли…
Зеркальная гладь прошлого:
…Неживой, когда надо, может быть очень хорошим парнем. Во всяком случае, для своих. Учитывая, что его сняли с бабы (или кого там с кого сняли), он имел полное право пристрелить меня на месте.
Когда я намекнул ему о терзающих меня подозрениях, он заржал мне в лицо. Он ржал так страшно, как не ржал никогда. Еще немного, и развалился бы от запредельных вибрационных нагрузок, однако обошлось.
