Жоакин заметил эту перемену и особую торжественность, какая была бы уместна лишь в обращении к членам императорской семьи в Петрополисе[7].
– Не напускай на себя важность, Магнолия, – сказал он без всяких церемоний. – Этот житель Сан-Паулу такой же простой человек, как и мы. Он пришел в Триндаде, ведя в поводу навьюченного деньгами осла. – И с притворной сердечностью обратился к посетителю: – Верно, что вы решили извести свои деньги по примеру амазонских старателей, которые раскуривали сигары мильрейсовыми[8] ассигнациями.
Архитектор, объект насмешки Жоакина, представившись Магнолии как Антунес, почувствовал облегчение. Появление женщины изменило неблагоприятную для него обстановку. Из чувства благодарности он начал расточать любезности. Особенно в адрес Жоакина.
– Вы – единственный в Триндаде человек, обладающий чувством реальности. Воображаю, как трудно засыпать с таким чувством в душе. Не правда ли, сеу Жоакин, вы страдаете, оттого что вы такой реалист?
Речь гостя, которого Жоакин считал демоном зла, очаровала Магнолию. Несмотря на все свое богатство, этот человек смиренно сидит в столовой таких простых людей, как они, и не выказывает никакой гордости! Напротив, просит Жоакина извинить его за беспокойство, которое он, возможно, ненароком причинил.
Жоакин пытался перебить архитектора, но Антунес поспешил разразиться другой речью, такой же чарующей:
– Что до меня, я оказался на другом берегу по отношению к реальности, гляжу на нее со стороны, но не вхожу в нее. Вот почему мне необходимо обращаться к таким рассудительным и мужественным людям, как вы, сеу Жоакин.
Не дав Жоакину опомниться от испуга, он обратился к Магнолии:
– Сеньора Алвес, вы позволите мне подойти к вам для приветствия?
Это была фраза из светского ритуала, ибо, не спросив на то разрешения Жоакина, гость не только пожал руку Магнолии, но и склонился перед ней в таком поклоне, какого в Триндаде никто еще не видал.
Этот его поступок тотчас напомнил Магнолии фильмы, в которых Джанет Мак-Доналд и Нельсон Эдди в страстных сценах не скрывали свою любовь, хоть она и была отмечена грехом. Они вызывали слезы у Магнолии, так что Жоакину приходилось, пользуясь темнотой зала, толкать ее локтем, чтоб она на людях не ставила под сомнение свою честность. Как это его жена могла растрогаться чувствами любовников, нарушающих общественную мораль? И как-то раз, вернувшись домой, Жоакин упрекнул Магнолию в этом.
Но та в ответ бросила ему:
