– Рис и Мэдок появились у меня позже. Их мать оставила младенцев у себя. Ее нареченный супруг женился на ней, несмотря на запятнанную честь. На ее запятнанную честь! – повторила Уинн с яростью.
Потом глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, и вымученно скривила рот в ироничной улыбке.
– Она умерла годом позже, пытаясь подарить мужу их собственное дитя. После этого он не захотел оставить в своем доме близнецов. Поэтому они тоже перешли ко мне.
Пусть только он теперь посмеет сказать хоть слово о правах английского лорда на покинутого им незаконнорожденного отпрыска.
– Но почему они все оказались у тебя? – наконец спросил Фицуэрин. – И какова история Изольды?
Уинн подавила дрожь и прикрыла глаза, вспоминая ужасный миг зачатия Изольды. Истеричный вопль сестры. Грубый мужской смех. Спустя какое-то время, длившееся бесконечно долго, крики Марадедд перешли в беспомощные стоны. Мужской смех превратился в животное хрюканье.
Уинн слышала все это, спрятавшись за свиной кормушкой. Она подавляла собственный крик, кусая себя за руку. Но ей никогда не забыть того ужасного дня.
Всхлипнув, она заставила себя поднять на него глаза.
– Изольда – моя племянница, дочь моей единственной сестры. Но она могла бы оказаться и моей собственной дочерью. Сестра спрятала меня. Отдала себя в жертву… английскому подонку, который намеревался овладеть мной… – Голос ее дрогнул, и Уинн неловко отвернулась от его пристального взгляда.
Она не хотела расплакаться в его присутствии. Этого никак нельзя было себе позволить. Но даже ее безграничный гнев не мог заглушить пронзительную боль воспоминаний.
– Уинн, – начал Фицуэрин самым нежным тоном, на какой был способен.
К ней тут же вернулась ее решительность. Она посмотрела на него через плечо и продолжила ледяным тоном:
– Сестра родила ребенка. А потом прыгнула со скалы. Покончила с жизнью…
Голос подвел ее, и она сжала зубы, чтобы справиться с нахлынувшими эмоциями.
– Я стала заботиться об Изольде как о собственном ребенке, а когда об этом прослышали в деревне, то ко мне понесли оставленных детей. Я воспитывала их всех как родных – они и в самом деле мне родные. И никто – ни вы, ни ваш могущественный лорд, ни даже сам проклятый король – не сможет у меня их отнять.
Казалось, он не находил слов, и Уинн была очень благодарна ему за это. Еще одна минута такого разговора – и она залилась бы слезами.
Мысленно приказав ему уйти, она услышала, как он удаляется, пересекая безмолвную поляну. Шаги его стихли, когда он ступил на покрытый мхом берег ручья и покинул ее укромный уголок. Уинн порадовалась бы его уходу, если бы верила, что теперь он ушел навсегда, но она знала, что это еще не все. Видимо, его тронул ее страстный монолог, но она боялась, что на этом он не остановится.
