– О, прошу вас, – цинично усмехнулась Аннабел. – Ваши порывы не имеют ничего общего с чарами или духовной связью. Просто у вас целый год не было женщины.
– Если бы все было так просто, – возразил он. – Я последний человек на земле, который признает существование сильных эмоций любого рода, кроме похоти, разумеется.
– И страсти к лошадям.
Дафф утвердительно кивнул.
– И моей семьи, полагаю. Да, согласен, я подвержен этим страстям. Но поверьте, если говорить о страстях более нежных, вы единственная тронули меня. Сам не знаю почему и твердо понимаю одно: не хочу отпускать вас. Останьтесь. Если желаете, я готов забыть о постели. Просто составьте мне компанию. Поедем кататься, как собирались, и устроим пикник.
Аннабел наморщила нос и угрюмо проворчала:
– Вы причиняете мне одни неприятности.
Последняя фраза немало его ободрила, ибо он привык к изменяющимся настроениям женщин. И она так мило морщила носик, что он мгновенно потерял голову.
– Даю слово никогда не говорить с вами никаким тоном, кроме самого вежливого, и не предъявлять ни одного требования. Только останьтесь. Вы сделаете меня очень-очень счастливым! Понимаете, я, должно быть, лишился разума, если так открыто признаюсь в своих чувствах!
Он выглядел совершенно растерянным.
– Да еще женщине, – кивнула она.
– Прекрасно. Должен честно исповедаться в том, что до сих пор был полнейшим эгоистом, – вздохнул Дафф, понимая, что невозможно отрицать бесчисленные предыдущие романы, с таким жаром обсуждаемые светскими сплетниками. Но, – добавил он, остановившись на мгновение, словно сознавая важность того, что собирался сказать: – Но считайте, что с тех пор я полностью исправился.
Аннабел невольно рассмеялась.
– Будь я пятнадцатилетней девчонкой и к тому же далекой от театрального мира, я могла бы почти поверить раскаянию человека с вашей репутацией.
Ему следовало бы защищаться, опровергнуть ее издевательское заявление, но Дафф знал, что это ни к чему не приведет. Пусть он впервые испытывает нежные чувства к женщине, но в искусстве обольщения ему нет равных.
– Прошу, поверьте мне, – прошептал он искренне и с очаровательной улыбкой, – я исправился, по меньшей мере во всем, что касается вас.
– Значит, я особая и необыкновенная? – шутливо осведомилась она, все еще не спеша поддаться на лесть, но тем не менее наслаждаясь происходящим.
– Можно подумать, вы этого не знаете после стольких лет всеобщего мужского обожания! Но если хотите знать, вы действительно необыкновенная, чрезвычайно дороги мне, и я не хочу, чтобы вы уходили. Скажите, что я должен сделать для того, чтобы вы остались, и я с радостью подчинюсь.
