Иггинс выпустил большое кольцо дыма из трубки и задумался.
– Но она мертва, – сказал я.
– Да.
– Убита?
– Возможно. Наверняка сказать не могу.
– Но послушайте, труп положили в мешок и перекинули через стену. Значит, от него хотели отделаться.
– Справедливо. Но я только констатирую.
– Кто эта девочка, известно?
– По этому следу я шел с нашими ребятами. Один из них – очень толковый мальчик… Потом расскажу… Нужно будет его повысить, Дальтон. Да… Словом, это было, пока вы шарили у Лиманду. Никаких результатов. Решительно никаких. Впрочем, полиция знает еще меньше.
– Никаких зацепок?
– Никаких. На одежде меток нет. Понятно, я сделал фотографии, но, увы!
– Полиция не получала запросов об исчезновении девочки?
– Нет, как она утверждает.
– Я просмотрел все вчерашние и позавчерашние газеты, – сказал я. – Ничего.
– Нужно следить за объявлениями о пропажах девочек. Быть может, настанет день, когда мы нападем на след.
– По-моему, ничего иного нам не остается, – вздохнул Дальтон.
– А по-вашему? – спросил меня Иггинс.
– По-моему, тоже.
– Значит, с девочкой покончено.
– Вернемся к делу де Лиманду и делу Пуаврье, – сказал Дальтон.
– Сперва Пуаврье, – поправил Иггинс.
Он поднялся, подошел к камину и заговорил, методичными движениями большого пальца набивая трубку:
– Если осмыслить все детали этого дела, мы убедимся, что все наши предположения ни к чему не приводят. Это уже результат. Значит, мы идем по неверному пути. Факты же таковы. Сенатор, его дочь и неизвестный убиты. У каждого в голове по пуле, и все пули разного калибра. У сенатора перерезано горло. Есть вывод? Нет. Обсуждать версии бесполезно, так как они не поддаются проверке. Итак, три головы и три пули. Впрочем, здесь имеется одно обстоятельство, которое вы заметили, Дальтон: в сенатора стреляли, когда горло его уже было перерезано. Все видели, что пуля попала ему в глаз, но эти тупоголовые полицейские ничего не поняли. Вот в чем наше преимущество. Это уже кое-что. Фактов у нас не больше, чем у них, но зато…
– Словом, мы знаем, что, по существу, ничего не знаем, – насмешливо перебил его Поль.
– А может быть, сенатор покончил с собой? – предположил я.
Нет, – ответил Иггинс. – В отчете о вскрытии говорится, что перерезаны обе сонные артерии. А перерезав одну из них, человек уже не может перерезать другую: смерть наступает мгновенно.
– Все говорит о том, – сказал Дальтон, – что убийц было двое. Иначе невозможно объяснить наличие пуль разного калибра.
