Шмелиный мед | страница 9



— Там еда!

Длинное гумно, пристроенное к хлеву, было забито дровами, нарубленными и расщепленными березовыми дровами, которые были сложены в штабеля от пола до потолка. А в хлеву она обнаружила такие же штабеля: мешки с мукой и крупой, ящики с маслом, сахаром и макаронами, горы хрустящих хлебцев, консервов и сыров, коробки с вяленой рыбой и две бочки исландской сельди. С потолка свисали копченые лопатки, окорока и колбасы. И вяленая баранья туша.

Она взяла банку с пютти-панной (типичное шведское блюдо, своего рода рагу из кусочков мяса, сосисок, картофеля и других овощей). Пища, гарантирующая выживание, — было написано на этикетке. В горах, в лесу, на море.

— Ты запасся словно на случай войны, сказала она, вернувшись в дом.

— А сейчас и есть война, — сказал он.

Судя по всему, она уже привыкла к его миазмам, ела без всякого труда. Он медленно, с усилием проталкивал куски в усохшую глотку.

На минуту перестав жевать, он проговорил:

— Зато зубы, с ними все в порядке.

И, приподняв большим пальцем верхнюю губу, продемонстрировал ей: зубы сточились, притупились, но все были крепкие, ни один не выпал.

— Больно жалко такие зубы, — сказал он, — потому как у меня рак и я умру, и они испортятся.

— Верно, — согласилась она. — Эти зубы могли бы прослужить еще много лет.

У него было еще много чего сказать о теле, процесс поглощения пищи и пютти- панна заставили его временно, но серьезно задуматься о своем теле, она, сидя напротив, переводила и суммировала.

Тело — самая что ни на есть естественная вещь в мире, оно существует и делает свое дело, даже если о нем совсем не думаешь. Оно удачно сочетает в себе рыхлое и плотное, жидкое и застывшее, слизь и эмаль, вообще, такое впечатление, что тело — это умело, чтобы не сказать искусно, придуманное целое, составленное из частей, которые, взятые по отдельности, выглядят смешно, а в некоторых случаях отталкивающе. Сумма, то есть тело как устройство и взаимосвязь, заслуживает уважения и восхищения, больше того, возможно, что оно постоянно нуждается в уважении и йосхищении: ведь у него нет родных, оно пребывает в полном одиночестве в этом мире. У тела как вида, конечно, родственники есть, но как индивид, как отдельно взятое тело оно совершенно одиноко, брошено на произвол судьбы, властей и сил. Свои самые глубокие и важные связи и соединения оно, стало быть, образует внутри себя, те самые швы и соединительные линии, которые раскрываются обладателю и господину тела, как правило, в форме сбивающего с толку поведения и, в худшем случае, тревожных болезненых симптомов. Однажды у него, Хадара, была женщина — он потом, если она позволит, расскажет об этом подробнее, — и в любовном пылу тело начало терять волосы, тело истолковало любовь таким образом, что оно должно было освободиться от всего, выпадающие волосы выполняли, так сказать, символическую функцию. Получив подобный урок, он, Хадар, стал тоже с подозрением относиться к своему телу. И сильно встревожился, ему хотелось бы сохранить все части тела до самой смерти, он не желал то и дело терять зубы или палец на руке или ноге. Лишь целый, неукороченный человек, то есть тело, способен сохранить гордость, равновестие и достоинство. — Может, принесешь дров, когда мы поедим, сказал он потом.