Переводя дух, Андросов остановился возле лебедки. Осмотревшись, увидел синевато-бледное, страдальческое лицо одного из матросов. Матрос не участвовал в общем труде, ухватившись за фальшборт, почти обвис над кипящими, взлетающими у самого его лица волнами.
— Товарищ Шебуев! — позвал Андросов. Чувствовал, как поднимается тошнотное головокружение, как холодный болезненный пот проступает на лбу, но твердо шагнул к матросу.
— Товарищ Шебуев!
Матрос повернул к нему осунувшееся лицо.
— Очень порадовался бы кое-кто здесь на берегу, если бы не осилили шторма мы, советские мореходы!
Матрос попытался распрямиться.
— Комсомолец Шебуев! Смотрите — все товарищи ваши работают! Неужели не осилите себя самого! Ремень туже подтяните, на воду не смотрите… Думайте, как лучше выполнить свой долг.
С силой, неожиданной для себя самого, он поддержал матроса, шагнувшего к лебедке.
— Осилю… товарищ капитан третьего ранга! — сказал сквозь зубы Шебуев. Затянул непослушными пальцами ремень. Краска возвращалась на его лицо. В следующий момент еще уверенней ухватился за трос, потянул его вместе с другими…
В зимнюю кампанию этого года «Прончищев» много и плодотворно работал в тяжелых льдах Балтийского моря.
Он расчищал путь затертым льдами кораблям, буксировал суда, потерявшие собственный ход. Ледокол сам однажды был на краю гибели: его несло бортом на скалистый остров Калке, команда готовилась спускать шлюпки, но выдержка капитана и экипажа спасла судно от аварии.
Когда торосистый лед затер транспорт «Магадан», сломал ему руль и лишь с помощью наших самолетов команда транспорта получала пищу и пресную воду, «Прончищев» пробился к «Магадану», вывел его из ледяного плена.
И ныне в штормящем море моряки ледокола уверенно несут вахту на верхней палубе и у машин.
Андросов спустился в котельное отделение. Горячий, рокочущий воздух как кипятком обдал его. Подавив вновь возникшую тошнотную слабость, сбежал по стальным трапам, шел узкими треугольными проходами между горячими котлами, туда, где глубоко под верхней палубой гудело в топках оранжево-желтое пламя.
Деловито управляли здесь механики и кочегары механизмами, рождающими огненную кровь ледокола.
В жарких недрах «Прончищева» сильнее чувствовалась качка, было трудно ходить по скользким решетчатым площадкам, перекрывшим ярусы машинного зала и кочегарки.
Огромные шатуны взлетали и опускались в электрическом свете.
В топках гудело нефтяное пламя.
Между высокими котлами, в узких проходах, людей шатало от стенки к стенке.
