Бренден Кармайкл, владелец ранчо «Сэкл Си», невольно восхищался индейцем, который встречал смерть смело и спокойно. Хоть он и не питал особой любви к индейцам, ему неожиданно показалось несправедливым вешать человека, даже не дав ему возможности сказать хоть слово, признать свою вину перед тем, как уйти к Творцу.
– Стойте! – прорезал тяжелую тишину голос Кармайкла. Он подъехал к осужденному на смерть и остановил перед ним лошадь. – Говоришь по-английски?
Крадущийся Волк утвердительно кивнул. К мужчине присоединилась девушка. Он знал, что в руках этих двоих его жизнь и смерть, но он не отвел взгляда с таявших ярко-красных пятен на востоке. Этот цвет говорил ему о крови и о смерти – о его крови и его смерти…
– Почему ты украл коня моей дочери? – потребовал ответа мужчина.
Крадущийся Волк облизал кровоточившие губы. Он перевел взгляд с горизонта на девушку и обнаружил, что не в силах оторваться от пары темно-зеленых глаз, опушенных длинными золотистыми ресницами. «Несмотря на свою грубую одежду, она прекрасна», – невольно подумал он.
– Я не крал лошади, – с усилием шевеля распухшими губами и морщась от боли, произнес он. Он знал, что они ему не поверят.
– Врет он все, мистер Кармайкл, – фыркнул Абнер. – Давайте вздернем его, и дело с концом.
Удивленная тем, что тот отвечает, глядя на нее, а не на отца, Кэтлин изучающе смотрела на индейца. У него были темные глаза, левый сильно опух и почернел. Нос и рот были залиты кровью, струйка крови сбегала по левой щеке. Свободная рубашка из оленьей кожи, штаны с бахромой, мокасины – все это было покрыто дорожной пылью и забрызгано кровью. Он выглядел совершенно диким, но она не могла не восхититься тем, как он встретил ее взгляд – с высоко поднятой головой и расправленными плечами. Она знала, что ему страшно. Ему должно быть страшно, но его лицо оставалось спокойным и бесстрастным.
– А что, если он говорит правду, папа?
Абнер презрительно фыркнул:
– Они все лгут, мистер Кармайкл. Всем известно, что хороший индеец – мертвый индеец.
Кэтлин не сводила глаз с индейца, в то время как Абнер называл его вором и лжецом. Она почувствовала холодную дрожь под ложечкой, увидев искру гнева, вспыхнувшую в глазах приговоренного, но через мгновение его лицо снова стало невозмутимым.
– Я верю ему, – решила она, удивив этим всех, в том числе и себя саму. Она посмотрела на Лютера Хикса, ища поддержки, но даже тот покачал головой.
Абнер недоверчиво фыркнул:
