— В Шартре; прибыл вместе с крестным ходом.
Герцог де Гиз особой чувствительностью не отличался, но при мысли, что от Парижа до Шартра где-то рядом с ним шагал будущий убийца Генриха III, герцог содрогнулся. Может, как раз сейчас, в эту минуту, Жак Клеман готовится нанести королю смертельный удар…
— Так вы готовы, дорогой брат?
Нежный голосок Марии де Монпансье вернул Гиза к действительности. Генрих ответил сестре обычным уверенным тоном:
— Что значит — «готов»? Учтите, Мари, я к этому делу никакого касательства не имею. Я и знать ничего не знаю!
— Не беспокойтесь! Смерть короля будет выглядеть случайной. Господь иногда позволяет свершиться подобному случаю. Народ же с облегчением воспримет известие о смерти царя Ирода. Никто ни о чем не догадывается. Сам Жак Клеман не знает, чья рука направляет его. Но вы, дорогой брат, должны быть готовы…
— И когда же произойдет… несчастный случай?
— Завтра!
Гиз задумался.
— Может, мы зря торопимся? Почему так скоро, Мари?
— Чем скорее, тем лучше. Дни Валуа сочтены. Зачем тянуть?.. Не стоит продолжать агонию династии…
Гримаса ненависти исказила хорошенькое личико герцогини де Монпансье. Генрих де Гиз даже немного испугался, взглянув на сестру.
— Конечно, конечно, вы правы: чем скорей, тем лучше, — поспешно согласился герцог.
— Завтра после аудиенции. — продолжала Мария, — Валуа отправится в собор. Он пойдет во главе паломников, босиком, со свечой в руке, в покаянном рубище. Король сделает это во исполнение обета, который дал когда-то: совершить покаяние, если удастся примириться с парижанами. Монах будет шагать рядом с королем — в толпе паломников кто угодно может приблизиться к монарху. Жак Клеман нанесет удар в тот момент, когда Генрих подойдет к дверям собора. Вы же, дорогой брат, соберете у стен Шартра свои войска и верных вам дворян. А потом… действуйте!
Мария де Монпансье накинула плащ, опустила пониже капюшон и, распрощавшись с братом, вышла из гостиницы. Герцогиню сопровождали два дворянина из тех, что эскортировали таинственную карету по дороге из Парижа в Шартр.
Герцог де Гиз остался в «Золотом солнце», призвал к себе Майенна с кардиналом и долго с ними совещался. Вечером, во время ужина, Гиз пригласил к своему столу Моревера, Леклерка и Менвиля.
Назревали великие события, судьба королевства висела на волоске, тем не менее мысли герцога и его приближенных занимал исключительно шевалье де Пардальян. Бюсси-Леклерк очень кстати припомнил слова шевалье, услышанные этой ночью:
