— Так кто же из них разбился?
— Николкин, — говорит старая тетка, — он при Сталине на всех стучал.
— Женщина, что вы несете? — вступает в разговор старик. — Тот, кто разбился, еще ребенком был при Сталине. Это старший стучал, который «Нашу историю» написал.
— Никто не стучал! Ну люди! Как известный человек — так надо обязательно обосрать, — заступается кто-то за моего папу.
— Россия, — говорит молодая тетка.
— Это все одна мафия, — говорит старая тетка. — Во все времена эти Николкины были наверху. Все в говне, а они в белом. Это ненормально.
— Козлиха ты. Ты хоть один его фильм смотрела?
— А все равно человека жалко.
Толпа растет. С соседних улиц идут все новые люди.
— Ну что вы на меня смотрите! — кричит Таня на милиционера. — У меня ребенок пропал! Сделайте же что-нибудь. Надо же его искать!
— Где его искать?
— Танечка, — выбирается из толпы наша соседка, жена прокурора, — вы Петю ищете?
— Да! Я уже все вокруг обегала. Он как сквозь землю провалился!
— Но я же видела, как он уехал.
— Как уехал?!
— Мне кажется, смотреть на катастрофу. Он сел в какую-то машину с каким-то бородатым пожилым мужчиной. Я думала, это ваш знакомый.
— Нет! Нет! Какой еще знакомый?! Вы слышите? — Таня поворачивается к милиционеру. — Кто-то его увез!
В столовой на диване в беззвучной истерике бьется моя жена Нина. Санитар держит ее за плечи. Врач делает ей укол.
На веранде Степа сидит за столом, глядя в пространство. Макс рядом с ним, обнимает его за плечи.
— Почему там Таня кричит? — спрашивает Степа.
— Таня всегда кричит.
— Что-то еще случилось? — спрашивает Степа.
— Папа, может быть, тебе лучше прилечь? — спрашивает Макс.
— Нет. Я сейчас д-д-должен звонить министру культуры.
— Зачем?
— Я должен д-договориться о похоронах. Надо д-добиться разрешения на Новодевичье.
— Папа, подожди. Потом. Успокойся.
— Но это нельзя откладывать. Это не т-т-так просто. Принеси мне телефон.
— Папа, мы сами все сделаем, без тебя.
— Вы? Кто «вы»? Ты же иностранец. И эти, внуки, ничего не смогут сделать без меня. Новодевичье решается на самом в-в-верху. Когда твоя мама ум-мерла, я только через Кремль добился, чтоб ее разрешили похоронить на Новодевичьем рядом с ее отцом, Полонским. А ведь Дашенька была лауреатом Ленинской премии. Леша тоже лауреат, но не Ленинской. Его хоронить б-б-будет еще сложнее.
— Папа, папа, — уговаривает Степу Макс, — расслабься. Мы все сделаем.
— С г-гробом тоже надо что-то решать, — говорит Степа. — Лешу нельзя класть в открытый гроб. Ведь он сгорел.
