– Пришли… Что, прямо с Обводного? И сколько же мы шли? – Я посмотрел на часы. Они показывали двенадцать дня. – Слушай, я ничего не понимаю. Двенадцать. Сколько мы в студии сидели?
– Часа полтора, – сказала журналистка.
– Так. Потом на Обводном.
– Да. И на Обводном.
– И сколько мы проторчали на Обводном?
– Довольно долго. Ты мне рассказывал про автокатастрофу. И как ты потом пошел на репетицию и там напился. И как вы после этого поехали в Москву.
– В первый раз?
– Кажется…
– В первый раз это было весело.
– Ты говорил, что все происходит, как тогда. А мне не очень нравится бегать от мужиков с дубинами по помойкам и гаражам.
– От каких мужиков?
– Ты не помнишь?
– Абсолютно.
– Мы зашли в магазин. Ты взял с прилавка бутылку водки, крикнул «Умрем за попс!» и побежал на улицу. Я за тобой.
– Хм. Интересно…
– Куда там… За нами погналась охрана – два дядьки с дубинками. И двое покупателей.
– И что же? Догнали?
Света посмотрела на меня глазами человека, обстоятельно выбирающего себе место на кладбище.
– Нет, не догнали. Мы ушли дворами, через гаражи какие-то перелезали, через стены. Потом в подвал спустились, прошли под двумя домами, вышли на другой улице. Ты все подвалы города так хорошо знаешь?
– Я их вообще не знаю, – сказал я. – А ты не врешь?
– Посмотри на свою руку. Ты весь расцарапался, когда через гаражи прыгал. Падал пару раз. Я думала – все, сейчас в больницу придется тебя тащить.
– А эти? Секьюрити?
– Да они отстали. Наверное, плюнули. Всего-то делов – бутылка водки. А за тобой по подвалам скакать – себе дороже.
Я посмотрел на свою левую руку – рукав был разорван, в дыру проглядывала длинная царапина, усеянная трупными пятнами ржавчины.
– Надо же, ничего не помню!
Света промолчала, тяжело вздохнула и поднесла к глазам камеру.
– Хорошо хоть камеру не грохнула.
– Да, – согласился я. – Вещь дорогая. Жалко было бы. А что с этой бутылкой стало?
– Цела бутылка. – Полувечная остановилась, положила камеру на землю и стащила со спины рюкзак.
…В конце концов мы придумали отличную вещь, такую, чтобы и волки были сыты, и овцы в порядке. Не пить совсем было нельзя, это было бы неправильно. Вместе с этим мы завели моду начинать концерт вовремя. То есть, если на афише было заявлено 19:00, то мы начинали в 19:00, а не в 19:01. Водку мы открывали в 18:55, ставили ее на стол, проверяли, чтобы в гримерке никого не было, запирали дверь, разливали водку по стаканам – 18:58. Поднимали стаканы, директор в это время снова отпирал дверь и держал ее за ручку. В 18:59 мы подносили стаканы к губам, за десять секунд выпивали водку, выдыхали-вдыхали, морщились, утирали слезы, хватали инструменты и через распахнутую директором дверь бежали на сцену.
