– Хм. Гуманист. Значит, ты считаешь, что это, – Света махнула рукой в сторону вокзала, – люди второго сорта и таким великим, как ты, до них опускаться не следует?
– Это что, провокационный, так сказать, вопрос? Ну, считаю. Не так примитивно, но что-то в этом роде.
– Богу богово…
– Где-то так. Я же не с Тибета сюда приехал. Тоже был паренек из рабочей семьи. И ничего, как-то выгреб. Никто мне не помогал, никто мне пластинки «Битлз» домой не приносил – на, дорогой, послушай, пойми, маленький, красоту великой музыки. Ничего похожего.
– Бедненький.
– Небогатый.
– Да. Судьба у тебя – не позавидуешь.
– Ты записываешь?
– Конечно. – Света вытащила из кармана включенный диктофон.
– Правильно. Давай, все пиши. В общем, кто-то из классиков сказал, что куда-то там впрячь не можно быка и трепетную лань.
– Коня, – поправила меня Полувечная. – И ты, значит, трепетная лань.
– Да. Я – лань.
Шедший нам навстречу мужик в шляпе, одетый, несмотря на теплый майский день, в черное пальто, вздрогнул, брезгливо поморщился и что-то пробормотал. Должно быть, ругательство.
– Поехали в студию, – сказал я и плюнул в сторону мужика.
Мы вышли на Загородный проспект, и я поднял руку, надеясь поймать такси. Древняя, с потертыми боками черная «Волга» начала тормозить довольно далеко от нас. Машина почти совсем сбросила скорость. Давешний ворчливый мужик, решивший перейти проспект, не стал дожидаться, пока она проедет, и шмыгнул прямо перед ее носом на проезжую часть. «Волга» ползла медленно и никакой угрозы для пешехода не представляла. Но вот сразу за «Волгой» дядьку в пальто поджидал сюрприз. Там, откуда ни возьмись, на совершенно аморальной для города скорости – на взгляд определить было трудно, но в голове у меня выскочила цифра «100» – неслась стального цвета «Ауди». Она вылетела из-за притормозившей «Волги» и ударила дядьку в бок. Изогнувшись размашистой запятой, он взлетел над утренним, не нагревшимся еще асфальтом, скользнул боком по крыше серого автомобиля и, пролетев метров десять, шлепнулся посреди проезжей части. «Ауди» взвизгнула покрышками, вильнула влево, вправо, выправилась и, поддав еще, унеслась в сторону Владимирской площади.
Когда дядька в черном упал на светлый утренний асфальт, он издал звук, получающийся при столкновении бильярдных шаров.
– Ничего себе денек начинается, – сказал я. Полувечная промолчала.
– Куда едем? – крикнул в открытое окошко водитель поравнявшейся с нами «Волги».
