Но тут из-за дедовской спины выглянула Любка:
— У них родители погибли на фронте.
Дед дипломатично покосился на внучку и спросил ребят:
— Баржу ждать Гарновский велел?
— Да, — не моргнув, ответил Петька. — Мы со вчерашнего дня ждем. Тут ночью солдат один нас накормил и свою шинель нам отдал и вещмешок.
Капитан повернулся к Любкиной маме:
— Ну и проныра Гарновский, узнал даже, когда мы здесь будем.
Капитан почесал затылок, зажал окладистую бороду в кулак, вытянул, снова зажал:
— Что же мне с вами делать, у меня спецгруз.
Опять вмешалась Любка:
— Как будто не знаешь. Записывай их в судовой журнал младшими матросами, и концы в воду, как будто впервой…
— Цыц! — дед топнул разбитым сапогом. — Как звать-то вас?
— Таня Котельникова и Петр Жмыхин.
— Молодец! — похвалил капитан. — По уставу отвечаешь. — Он вынул из кармана карандаш с металлическим наконечником и приказал:
— Младший матрос Любка, — неси судовой журнал,
— Счас.
Младший матрос Любка Часовитина принесла тетрадь в коленкоровом переплете. Тетрадь была настолько замусоленная, что страницы уже не шелестели, а перекладывались, как мягкие тряпочки. Федор Иванович отыскал нужную страницу и записал: «Приняты на баржу «Таежница» младшими матросами Петр Жмыхин и Татьяна Котельникова».
— А теперь слушайте мою команду. Судно наше из дерева, и все тут деревянное, поэтому с огнем обращайтесь осторожно. И еще: что везем, куда путь держим — никому ни слова.
— Понятно, товарищ капитан!
Таня покосилась на команду. Любина мама заплетала себе косы и посматривала на Петьку. Любка, балуясь, скашивала глаза к носу и терла одну босую ногу о другую. Капитан встал в боевую позу:
— Судно, повторяю, деревянное, а дисциплина у меня железная. Я тебе, Любка, пофыркаю.
Любка мгновенно сделала невинное лицо.
Федор Иванович вынул из кармана большие часы, открыл медную крышку:
— Через десять-пятнадцать минут мы поднимаем якорь, то есть отчаливаем. А пока можете быть свободными. — Он захлопнул крышку часов и пошел в свою капитанскую будку.
Любкина мама загорелой ладошкой коснулась Таниного плеча:
— Вы, ребята, на деда не обижайтесь, он любит пофасонить. Но человек он сердечный, малого и слабого в обиду не даст. Меня зовут Нина, тетя Нина, а фамилия Часовитина.
Из дверей каюты выглянула Любка:
— Эй, команда, уха остывает.
Солдатскую шинель Петька положил на люк трюма, а с вещевым мешком спустился в кубрик. И оторопел: чистота, сверкающие белой краской переборки, фонарь под потолком, начищенный до блеска, яркая клеенка на столе, в углу крохотная железная печка, покрытая белыми кафельными плитками.
