.
— А можете и сами этим заняться,.. — задумчиво предложил Брунетти, и, выдержав вызывающую паузу, добавил: —… синьор.
— Да, такая возможность остается всегда, — сказал Патта, то ли не уловив издевательства, то ли решив его проигнорировать. Потом извлек из стола пачку русских сигарет в темной обертке и вставил одну в свой ониксовый мундштук.
Смотрится неплохо, подумал Брунетти; цвет подобран со вкусом.
— Я пригласил вас, потому что мне уже неоднократно звонили— и пресса, и Высокие Инстанции, — сообщил Патта, тщательно, именно что с большой буквы выговаривая два последних слова. — И они крайне обеспокоены, что вы ничего еще не сделали, — на сей раз ударение на «вы». Он элегантно выпустил дым и посмотрел сквозь Брунетти. — Вы меня слышите? Они недовольны.
— Я так и предполагал, синьор. Никто не виноват, что мне достался убитый гений.
То ли ему показалось, то ли Патта в самом деле зашевелил губами, повторяя за ним последнюю реплику, — может быть, рассчитывая небрежно бросить ее сегодня за обедом.
— Да, разумеется. — Губы вице-квесторе снова беззвучно шевельнулись. — Никто не виноват, — Тут голос Патты сделался глубже и проникновенней: — И все же я так скажу вам: виновного придется найти.
Брунетти не приходилось прежде слышать более лапидарной формулировки идеи правосудия. Вероятно, сегодня за обедом Патта ею тоже воспользуется.
— Отныне, Брунетти, я требую, чтобы ваш письменный рапорт ежедневно ложился ко мне на стол не позже …— Он замешкался, припоминая, когда открывается учреждение. Припомнил: —восьми утра.
— Слушаюсь, синьор. Это все? — Брунетти было безразлично, какой рапорт от него требуется, письменный ли, устный, — все равно отчитываться нечем, пока он не выяснит, что за человек был убитый.
— Нет, не все. Чем вы сегодня намерены заняться?
— Собирался пойти на похороны. Они начнутся через двадцать минут. И еще хотел сам просмотреть его бумаги.
— И все?
— Да, синьор. Патта засопел.
— Неудивительно, что у нас до сих пор никаких результатов.
Это можно было понять как сигнал, что встреча окончена, и Брунетти поднялся и двинулся к выходу из кабинета. Интересно, успеет он дойти до дверей, прежде чем Патта окликнет его и еще раз напомнит насчет письменного рапорта. По его прикидкам, оставалось всего три шага, когда послышалось:
— Не забудьте — не позже восьми!
Из-за беседы с Паттой Брунетти еле успел на похороны — когда он добрался до церкви Сан-Моизе, было почти десять. Черная барка-катафалк уже пришвартовалась к набережной канала, и трое мужчин в синей униформе как раз ставили увитый цветами деревянный гроб на металлическую платформу на колесах, чтобы подкатить его к церковным дверям. В собравшейся перед церковью толпе Брунетти различил всего несколько знакомых венецианских физиономий— неизбежных газетных репортеров и фотографов, но вдовы видно не было; наверное, она уже в церкви.
