.
Ледогоров кивнул.
— Я тоже.
Оба помолчали.
— Глупо.
— А умно бывает?
Народу стало больше. От стойки аппетитно пахло выпечкой. Антон одернул пытающегося залезть с ногами на стул Пашу.
— Сиди прилично! Ты-то как? Бросил пить и купил видак?
Ледогоров улыбнулся.
— Это мне надо было бы не пить с рождения. Мать подарила. Кстати, не знаешь, никому не нужен?
— А что? У тебя уже есть?
— Нет, — Ледогоров вздохнул, — нету. Матери лекарства нужны. На четыре тыщи. А она мне такие подарки делать! Придумала тоже.
Антон проследил, как сын доел последнюю ложку мороженого.
— Пошли на улицу. Покурим уже, наконец.
Ветер так и не появился. Стеклянный, неподвижный воздух заполнял пространство между домами. Казалось, большинство прохожих идет молча, экономя на жаре силы. Они остановились в призрачной тени овощной палатки. Курить Ледогорову не хотелось, но повинуясь стадному инстинкту, он достал сигарету.
— Нормальный аппарат, — сказал Антон, рассматривая коробку. — Сколько тебе надо-то?
Ледогоров пожал плечами.
— А сколько он вообще стоит? Тысяч пять. Он же нулевый.
— Да я спрашиваю, сколько на лекарства нужно, балда?
— Четыре, а что?
— Могу дать тебе с «чеченских». Все равно на них ничего не купишь особого. Так, на жизнь отложил. Отдашь потихоньку.
— Тоха! Брат! Спасибо! — Ледогоров обнял Антона за плечи. — Ну, ты выручил!
Внутри билась радостная мысль, что не надо расставаться с подарком.
— Да ладно, — Антон, похоже, даже смутился от такого бурного выражения эмоций. — Если есть возможность, так чего там… Ты домой? Пошли. Нам у «Чернышевской» с мамой встречаться. Я тебе «бабки» завтра на работу закину.
Поднимая сумку, Ледогоров погладил глянцевый бок коробки. День катился к вечеру. Красное солнце взирало сверху на воскресный неспешный город. Жара не спадала.
* * *
Ледогоров всегда помнил, как перехватывало дыхание, когда гас свет. И узкие зеленые билетики из оберточной бумаги. И муторное ожидание окончания «Ленинградской кинохроники» или «Новостей дня». И километровые очереди на «Легенду о динозавре». И видеосалоны с кучей новых названий и имен. Он мог ходить на несколько сеансов подряд, мог смотреть одно и то же по десять раз, мог ради этого прогуливать работу и учебу. Потом все успокоилось. Кинотеатры исчезли, или стали похожими на смесь дискотеки с закусочной. Видаки перекочевали из салонов в квартиры. Билеты стали выглядеть как рождественские открытки. Но что-то ушло. Что-то, вспыхивающее на мгновение при виде новых афиш, или обложек видеокассет. Это что-то была юношеская вера в реальность происходящих на экране событий и надежда на участие в чем-то подобном. Вера, умершая вместе со взрослым хмыканьем и беспощадной короткой фразой: «Ну прямо как в кино!»
