Голос Анны чаровал Лунина.
"Боюсь, что привидения эти..."
Лунин вздрогнул.
- Что? Что такое?
И опять звучит в сердце голос:
"Боюсь, что привидения эти..."
Занавес сдвинулся.
В антракте Лунин с трудом узнавал тех, кто подходил к нему здороваться, и рассеянно слушал любезные слова о таланте Анны Григорьевны. И к волнению, которое он испытывал от игры Анны, примешивалось еще странное беспокойство. Ему казалось, что кто-то упорно смотрит на него сейчас, кого он не видит.
Начался второй акт.
Неизвестный господин, с чужими и страшными глазами, стоит рядом с Анной и говорит:
"Ведь радость облагораживает душу".
И снова, волнуя, звучит голос Анны:
"А ты не думаешь, что и горе тоже? Великое горе?"
"Да... Если человек сможет пережить его. Превозмочь его. Перешагнуть через него".
"Вот это и надо сделать".
Кому говорит это Анна? Не ему ли?
И Лунину казалось, что глаза их встретились.
Во втором антракте к Лунину подошел господин лет тридцати, с низким лбом, с черными на нем кудрями, с глазами мечтательными и злыми. Он улыбался, обнажая зубы, неестественно белые.
- Вы не узнаете меня?
- Простите, не узнаю, - сказал Лунин.
- Граф Бешметьев.
- Ах, Боже мой!
- Моя жена хотела бы возобновить с вами знакомство, Она сейчас здесь, в ложе. Вы ведь помните ее девушкой - княжна Ховрина...
- Как вы изменились! - невольно вырвалось у Лунина, когда он вошел в ложу Бешметьевых.
- А мне кажется, я мало изменилась, - сказала графиня, протягивая маленькую нежную руку с тонкими пальцами.
- Значит, раньше я не умел вас видеть.
- Я показалась вам тогда такой незначительной, - улыбнулась графиня, вы даже отказались писать мой портрет.
- Не совсем так, - сказал серьезно Лунин, - я хотел отложить - писать осенью. А осенью не пришлось: я должен был уехать за границу.
- А если бы я теперь попросила вас написать меня? Вы согласились бы?
Лунин посмотрел на ее надменную голову, на серые, гордые и жестокие глаза, на нежно-алые чувственные губы и сказал, как бы раздумывая:
- Да. Я буду писать вас... Да. Я буду писать вас...
В третий раз раздвинулся занавес.
Кто-то говорит шепотом:
-Никогда не восторжествовать тому делу, начало которому положено в грехе".
И Анна отвечает:
"Ах, эта родовая мнительность... У вас тут ходит поверье, что мертвецы возвращаются на землю..."
Странные и жуткие слова волновали Лунина. И что-то еще по-иному волновало его. Он остался в ложе Бешметьевых, и запах духов Любови Николаевны, освещенная наполовину ее розовая шея и вьющиеся волосы на затылке - все мешало Лунину сосредоточиться.
