Так говорил Ландау | страница 16
Я в старой Библии гадал
И только жаждал и мечтал,
Чтоб вышли мне по воле рока
И жизнь, и скорбь, и смерть пророка.
То, как он читал эти стихи, раскрывает душу этого человека. Это душа подвижника. Это было открытое противостояние неукротимого духа и наделённых властью тупиц, которых уже никто и не помнит.
Ландау был для них недосягаем, они ничего не могли с ним сделать, хотя бы потому, что он был занят делом, а они лишь видимостью деятельности. И он это знал. Знали и они…
К сказанному надо добавить, что Дау весьма непочтительно отзывался о тех, кого считал подхалимами, а в ЦК считали выдающимися деятелями партии и науки и называли маститыми учёными. Стоило такому учёному опубликовать очередную бездарную работу, на него сыпался град насмешек.
Быть может, и о Дау можно сказать, что он на свой лад приспособился к жизни, — ведь если человек не приспособится, он просто погибнет, — но при этом Дау сохранял и чувство собственного достоинства и даже юношеские идеалы.
Хорошо ему жилось на свете, этому юноше. Без чего нельзя понять Дау, так это без его семинара. Тут он весь, и это великолепно описано в стихах Александра Компанейца.
Очень точно схвачен лексикон академика, он и в самом деле был бесподобен, оттого так любили пересказывать слова патрона его многочисленные ученики. Насмешливый, весёлый, задиристый, остроумный — он превратил свой семинар в истинное чудо.
Теоретический семинар.
Известный французский физик русского происхождения Анатолий Абрахам в книге «Время вспять, или физик, физик, где ты был?» приводит свой разговор с Георгием Гамовым, университетским приятелем Дау. «Я рассказал Гамову о поездке в Россию и о встрече с Ландау. Он погрузился в думу, потом сказал: «Нас было трое неразлучных — Ландау, И. да я. Нас звали три мушкетёра. А теперь? Ландау — гений, И. — все знают, кто такой, а я — вот где». Он ткнул стаканом в самого себя, развалившегося на диване. Читатель поймёт, я надеюсь, что я не смог отказаться от соблазна сблизить ещё раз трёх мушкетёров хоть на бумаге».
