Впрочем, и без вышеизложенных подробностей рассказ Войтенко, услышанный им самим от наводившего справки автоинспектора, звучал как милицейский анекдот. Должно быть, и автоинспектор из Химок руководствовался желанием не столько получить у Войтенко дополнительную информацию на Брусникина, сколько поведать еще кому-либо о курьезном происшествии. Надо думать, весь город Химки уже отсмеялся.
— Да, — заметил Шолохов. — Человек определенно ходит по бритве. В другой раз его арестуют за кражу собственных анализов и впаяют четвертак с конфискацией. Это если хороший судья попадется. А что с Лыжником?
— Глухо, — помрачнел Кузьмич. — Бабками, адвокатами и депутатами защищен, как аллигатор в террариуме. Весь на виду, а стекло — непробиваемое. Проще Бастилию взять по второму разу. Так что, Андрей, нужна прямая улика.
— Будет, — убежденно ответил опер. — Будет, Кузьмич, прямая. Я ему стопудовый мешок детонаторов подброшу.
— Зря. — Следователь вытряхнул пепельницу в корзину для бумаг. — Глупо. Напрасный труд. Лыжник — лицо официальное. У него чуть ли не кабинет в Белом доме по соседству с раздоровским. Такую вонь их либеральная пресса поднимет — лет пять будем отделение проветривать. Прямая улика нужна, Шолохов. Прямая.
Опер к словам Кузьмича отнесся с пониманием. Да, в принципе, ничего другого ему и не оставалось.
С тех пор минуло более двух месяцев.
— Что по Лыжнику? — интересовался Кульмич время от времени.
— Навоз и ныне там, — мрачно отвечал Шолохов.
С басней Крылова из школьной программы Андрея связывали не самые приятные воспоминания. Перед выпускным экзаменом по устной литературе Андрей знал две басни: «Обоз» и «Квартет». На экзамене, увидав в билете знакомую фамилию баснописца, Андрей так вдохновился нечаянной удачей, что оба стихотворных произведения в голове его решительно перемешались.
— Однажды лебедь, рак и щука затеяли сыграть квартет, — бодро взялся декламировать Шолохов.
— А что у вас по математике, юноша? — бестактно перебил его седовласый педагог.
— При чем здесь математика? — растерялся Андрей.
— Видите ли, друг мой. — Педагог снял очки, близоруко прищурился и ославил Шолохова на всю школу. — Я, конечно, могу и обсчитаться, но, по моему глубокому убеждению, лебедь, рак и щука — это как максимум трио.
Между тем, по математике у Андрея всегда была твердая четверка, и потому он безошибочно складывал «висяки», накопившиеся в его делопроизводстве. Целую кипу их Андрей нес в архив, когда нос к носу столкнулся в коридоре со своим неуязвимым противником.
