— Вам лучше? — робко спросил Брусникин.
— Хуже, — пассажир перевернул страницу.
При этом Брусникин заметил, что пальцы у него тонкие и прозрачные, словно вылепленные из воска, с еще более прозрачными ногтями на кончиках.
— Вас подвезти? — Никита лихорадочно соображал, как бы ему поскорее сбагрить незнакомца.
— Подвезти, — отозвался тот равнодушно.
— Может, в Шереметьево-два? — предложил Брусникин подходящий для себя вариант.
— В Шереметьево-три, — пассажир был по-прежнему лаконичен.
«Ну, слава Богу, — вздохнул с облегчением Никита. — Хоть у него чувство юмора осталось».
Дождь понемногу ослабевал, и Брусникин, трогаясь в путь, сразу взял вторую скорость.
— Витамин «Д», — монотонно бубнил за спиной попутчик. — Способствует правильному формированию скелета. Кальций… Кальций является основным компонентом костей и зубов…
— Вы акушер? — полюбопытствовал Никита, сворачивая с Ленинградской магистрали на шоссе, ведущее к аэропорту.
— Не акушер.
— Стало быть, ребеночка ждете?
На этот раз попутчик и вовсе не удостоил ответом предположение Никиты.
— Девочку или мальчика? — сам не ведая почему, Брусникин проявил настойчивость.
Отчего-то незнакомец вызывал у него болезненное любопытство. Народная целительница Алевтина, соседка Брусникина, наверняка сказала бы, что «настоящий сублимат определенно медиум, и медиум высшей сферы». Ее псевдонаучную терминологию, которой она морочила доверчивых городских сумасшедших, Никита на дух не переносил. «Тайные вечери», устраиваемые Алевтиной в собственной обители для желающих (в основном это были вдовы и старушки) вступить в контакт с «логосами» покойных, случались по средам и пятницам. Рыдания, а то и протяжный вой покидавших спиритические сеансы женщин проникали тогда в квартиру Брусникиных даже сквозь бронированную дверь.
— Хероманьячки! — презрительно реагировал Никита на экзальтированное поведение Алевтининых клиенток.
— Не «хероманьячки», а «хиромантки», — педантично поправляла его супруга.
Людмила, как убежденная христианка, осуждала подобные собрания, но вместе с тем относилась к Алевтине с определенным сочувствием. «Прости ее Господи, ибо не ведает, что творит», — такова была позиция Людмилы. Она даже принимала целительницу дома, когда от той деваться было некуда.
— У вас огромное поле, Никита! — кокетничала Алевтина с красавцем актером. — Оно даже больше моего!
— Зачем мне поле? — морщился Брусникин. — Я же не фермер…
И вот подобное «поле» ощущал теперь Никита на заднем сиденье «Фольксвагена». Причем «поле» необычайной притягательной силы.
