— Утешил, — мрачно отозвался Брусникин. — По крайней мере, буду знать, что я не сам напросился, когда меня под электричку столкнут.
— Но с тем товарищем изрезанным, которого ты до Шереметьево-два подкинул, абсолютная непонятка. — Опер выпил и захрустел маринованным огурцом. — Допускаю, что ему посчастливилось ускользнуть от Малюты. Но как он тебя вычислил по дороге в аэропорт, логическому анализу не поддается.
— И не поддастся, — отпустил загадочную реплику молчавший до сей поры Матвей Николаевич Буслаев.
Оператор тоже выпил, глядя куда-то в потолок.
— Эй! — возмутился Кумачев. — А почему все чокаться вдруг перестали?!
— В доме покойника не чокаются, — пояснил Никита.
— Будешь жить! — Шолохов ударил кулаком по столу. — Сегодня же у Кузьмича бумаги оформлю! Завтра поставим тебя под охрану, а за неделю мы всю кодлу чисто подметем! Эти упыри твоей личности не коснутся! Слово офицера!
— Ах! — вздохнула, прижимаясь к нему, художник по мундирам Шаманская. — И почему у нас в «Квадрате» не стоят военные?!
— За военных в квадрате! — воодушевлено произнес тост Миша Кумачев.
— Пока же из дома не выходи, — предупредил Андрей Брусникина. — Оружие есть?
— Нет. — Никита пододвинул к себе банку «9 жизней». — Но есть вечерняя репетиция.
Петр Евгеньевич Метеоров отобрал у Никиты банку и передал ее по назначению.
Кот, сидевший под столом, немедленно приступил к трапезе.
— Только в театр и обратно, — согласился опер. — Причем лучше — в сопровождении. Хотя не думаю, что они раньше завтрашнего дня отойдут от встречи с филологом. Ну, мне в участок пора. Тебя подбросить?
Вопрос был адресован Зое Шаманской.
— И как можно выше, — откликнулась та с энтузиазмом.
Галантный Шолохов помог ей подняться, и вместе они покинули общество.
— Мне, пожалуй, тоже пора, — засобирался Петр Евгеньевич. — Придавлю подушку до репетиции. И вам рекомендую. Как доктор.
— Значит, на троих сообразим! — Кумачев открыл предпоследнюю бутылку.
— Извини, Мишель, — отказался измотанный хозяин. — Я уже вообще ничего не соображаю. Даже на троих.
— Значит, после репетиции, — легко уступил Кумачев. — Евгеньич, я с тобой.
Метеоров дождался его в дверях.
— Могу отца попросить, чтобы он своих «чонкиных» снарядил. — Миша уже из прихожей вызвался оказать товарищу содействие.
Но вмешался оператор Буслаев:
— Не стоит. Я сам Никитку в театр отвезу.
Итак, они остались вдвоем: Никита и Буслаев. Некоторое время молча покуривали.
— А ведь не Дрозденко с тобой на заднем сиденье «Фольксвагена» ехал, — произнес, глядя задумчиво на Брусникина, оператор. — Ты ведь, Никита, своего ангела-хранителя в последний путь проводил.
