Николай Федорович, хотя и был родным братом Иннокентия Анненского, огулом высмеивал любимые мною стихи модернистов при помощи всевозможных эпиграмм и пародий.
О, не дразни гиену подозренья,
Мышей тоски,
Не то смотри, как леопарды мщенья
Острят клыки!
напевал он на мотив какой-то оперетки.
Редько противопоставлял модернистам поэзию Лермонтова, Гейне, Некрасова, Курочкина.
Я же был не способен понять, почему нельзя в одно и то же время любить и Блока и Лермонтова, почему один исключает другого, почему восхищение Некрасовым препятствует мне восхищаться хотя бы "Незнакомкой" и "Балаганчиком" Блока. В комнате Анненского, над самым его изголовьем, я написал тушью на низком потолке:
"Николай Федорович! Блок замечательный русский поэт!"
Во время наших споров Короленко молчал, но я чувствовал, что его симпатии не на моей стороне.
Наши вечные разногласия и споры не помешали мне и Александру Мефодьевичу сильно привязаться друг к другу. Мы и наши семьи тесно сблизились на долгие годы.
Кажется, тем же летом (а может быть, и позднее, не помню) я как-то привез к Владимиру Галактионовичу с его разрешения группу молодых "сатириконцев": Аверченко, Ре-Ми и кого-то еще. Как произошло их свидание, я почему-то забыл.
Запомнился мне лишь один эпизод. Когда я знакомил Короленко с талантливым карикатуристом Ре-Ми, Владимир Галактионович сказал ему:
- Мы уже с вами встречались... в поезде Финляндской железной дороги.
Ре-Ми покраснел и признался, что, желая нарисовать для "Сатирикона" карикатурный портрет Короленко и узнав от меня, в какие дни и часы писатель возвращается на дачу из города, он стал пробираться в вагон, где сидел Короленко, и устраиваться на противоположной скамье, дабы возможно лучше запечатлеть в своей памяти его волосы, брови, глаза.
- Эти "сеансы" повторял я не раз. Хотелось покрепче запомнить каждую черточку на вашем лице, - закончил свое признание Ре-Ми.
- Вот потому-то, - сказал Короленко, - мне и запомнилась каждая черточка на вашем лице. Только (извините, пожалуйста), заметив, что вы всякий раз норовите устроиться поближе ко мне и потом всю дорогу не спускаете с меня своих въедливых глаз, я подумал (только не сердитесь, пожалуйста), что у вас другая профессия.
В то время вагоны буквально кишели шпиками, и мудрено ли, что Владимир Галактионович принял за одного из них молодого художника, пожиравшего его глазами с такой жадностью?
В одном из номеров "Сатирикона" можно отыскать тот портрет Короленко, который исполнен Ре-Ми на основе вагонных "сеансов". Это шарж, не только не обидный, но даже, пожалуй, почтительный. Помню, он понравился И.Е.Репину и артистизмом исполнения и сходством. Дочь Короленко Софья Владимировна говорила мне (через несколько лет), что Владимир Галактионович тоже очень одобрял этот шарж.
