Здесь лучше, леса, можно по грибы ходить, их тут много, а там что… одно море…
И до чего она была очаровательна в своей наив-ности.
***
Ездил я и на открытие «Комнаты имени Антона Павловича Чехова» для туберкулезного литератора в санатории по Николаевской дороге, кажется, вблизи станции Крюкова, забыл какого доктора. Ехал я туда в вагоне с Иваном Павловичем, его о _o.
____________________
M
женой, милой женщиной, и сыном.
Иван Павлович напоминал покойного брата одним жестом. Он был очень хозяйственный человек, сейчас раскрыл погребец, угостил водочкой и какой-то закуской, и.мы незаметно доехали до санатории, где был «пир-горой».
«Литературное ханжество - самое скверное ханжество», - сказал мне Чехов (писал он об этом и Суворину).
105
*
Отлично писал Горькому: «У вас слишком много определений… понятно, когда я пишу: «Человек сел на траву…» Наоборот, неудобопонятно, если я пишу: «Высокий, узкогрудый среднего роста человек с рыжеватой бородкой сел на зеленую, еще не измятую пешеходами траву, сел бесшумно, робко и пугливо оглядываясь…»
*
Чехов говорил:
«Писателю надо непременно в себе выработать зоркого, неугомонного наблюдателя… Настолько, понимаете, выработать, чтоб это вошло прямо в привычку… сделалось как бы второй натурой».
*
Чехова каждый год менялось лицо.
Благородство Чехова - цветы, животные, благородство людских поступков.
*
Со всеми он был одинаков, какого бы ранга человек ни был.
*
N
106
Всеволод Гаршин, которого, несмотря на краткое знакомство, он успел полюбить всей душой, весной 1888 года кончает самоубийством. Монгольское у матери и у Николая, и у самого Чехова.
Портреты деда, бабки, отца, дяди - мужики. Женщины широкоскулы, рты без губ, - монголки. Дед, бабка, мать, отец, дядя Чехова - все мужики и все широкоскулые. Просто страшно смотреть особенно проживши больше 30 лет в Европе. Нижняя челюсть дяди. Грубость поразительная. Отец приличнее, но нижняя челюсть почти, как у дяди. ?
Ехал из Ельца. Купил на станции «Пестрые рассказы» Чехова в 1887 году, читал, не отрываясь.
Однажды он сказал (по своему обыкновению, внезапно): Знаете, какая раз была история со мной?
И, посмотрев некоторое время в лицо мне через плечо, принялся хохотать: - Понимаете, поднимаюсь я как-то по главной лестнице московского Благородного собрания, а зеркала, спиной ко мне, стоит Южин-Сумбатов, дер107 жит за пуговицу Потапенко и настойчиво, даже сквозь зубы, говорит ему: «Да, пойми же ты, что ты теперь первый писатель в России!»… И вдруг видит в зеркале меня, краснеет и скороговоркой прибавляет, указывая на меня через плечо: «И он…»
