— Никодим? — спросила я, как и в прошлый раз, нисколько не сомневаясь, что он меня узнал.
— Не-а, — ответил он и посторонился, давая мне дорогу.
В его полуподвальчике сегодня было чисто. Ни объедков на столе, ни вонючего мусорного ведра рядом не было. Матрас на полу аккуратно застелен темной пестрой накидкой, а бесчисленные хрустальные висюльки люстры разноцветно искрились.
— Женька у тебя? — спросила я, проходя в комнату.
— Какой еще Женька? — выпучился он на меня. — Нет здесь таких и не было никогда. Кого еще тебе надо?
— Мне нужен Ребро, — попытала я счастья по-другому.
— Ах, этот, — дошло до него, — этот здесь. Садись, я сейчас.
На что садись-то? На матрас, что ли? Ни одного стула. Ну да ваше дело предложить…
Вот сейчас во мне царила полная невозмутимость. Тишина и непредвзятость с большой буквы. Никаких эмоций. Поразительно!
«Он лучше всех играет блюз!» — ни к селу ни к городу вспомнилась строчка из песни.
«Зачем я здесь?» — спросила я себя, всматриваясь в грязное окно под низким потолком, и ответила, не задумываясь: «Для того, чтобы выставить джазмену счет за Андреевну. И заставить платить».
Именно это было для меня сейчас первостепенным. Потому что на мне вина лежала тоже, и немалая. Про собачку, видите ли, пошутила, про Матвея, забрехавшего в момент, когда Андреевна заглянула в ванную, где лежал мертвый Валерий.
С наркоманами шутить опасно. Чересчур они неуравновешенны. А этот, то ли вследствие неуемного темперамента, то ли от ненормального самомнения, еще и непредсказуем.
Ушли вчера они с Надеждой из квартиры Валерия, и бросился джазмен в деревню, — как ее? — в Шелоховку. Прямо на ночь глядя и махнул. Единственного свидетеля убивать — Андреевну. Показалось Ребру, что видела она его в доме. Господи, да если б и видела, то что с того? Дур-рак!
— Где дурак? — прозвучало сзади удивленно-насмешливо. А я и не заметила, что вслух сказала!
Вот он, джазмен, на матрасе сидит. Башмаков на ногах нет, потому и не слышала я, как он появился.
«Ой, не осторожна ты, Танечка!»
— Ты дурак, Женька Ребров! — ответила я ему.
Он, по-прежнему корча лицо в полуулыбке, не вставая, избавился от куртки, швырнул ее к стене и развалился, вытянув по матрасу ноги и оперевшись на локоть.
— Садись ко мне, частный детектив, в ногах правды нет. Скажи, эти идиоты на сером «Москвиче», которым я колесо пропарывал, все еще там?
Кто? Ах да, мадам Горелова сказала напоследок, что самшитовские молодцы до сих пор его ищут. Правильное, однако, место выбрали они для засады. Но что-то не заметила я никого во дворе.
