Теперь, где филькина грамота? Кладем ее на стол перед договором, потому что естественно будет предположить, что она явилась условием, при соблюдении которого Рогову и повезло заключить этот договор. Давая обязательство в течение года не вступать в брак ни с кем, кроме Валентины, он тем самым обещал Гореловым не жениться на Галине Канифоль, она же Шведова. Смущает только то, что не могли договаривающиеся стороны не понимать абсурдности документа, составленного подобным образом.
И, наконец, третий документ, внимательно прочесть который вчера я не удосужилась. Копии его на дискете нет. Я положу его последним в ряду. Завершает он ряд и хронологически, если верить датам, и логически — по своему смыслу. Здесь Валерий отказывается от прибыли по договору с «Тоболом» в пользу Гореловой Валентины. То есть лишается всего, чему так радовался. Вернее, лишает себя сам. Вот только добровольно ли?
Я подняла с пола видеокассету с фильмом и задумалась, похлопывая ею себя по колену.
«Смотри, будь паинькой!» — именно так просил-советовал с экрана Дональд Дак медоточивым голоском Валентины после фильма, просмотрев который равнодушным может остаться разве какое-нибудь животное. Нет, не просьба это, а угроза. Угроза, прозвучавшая после совета не забывать о Владимире Богомолове. Как, интересно, эти люди объяснили его смерть органам следствия?
Кассету я пристроила между обещанием Валерия год не жениться и его отказом от дивидендов в пользу Валентины. Место ее здесь.
Вот такая картина у меня получается. Все очень наглядно и понятнее быть не может. Разве что филькина грамота нуждается в комментариях.
Я пробежалась по записям на дискете — ничего относящегося к делу на ней больше не было. Так, ерунда всякая, едва ли представлявшая интерес даже для ее хозяина. Комментарии придется затребовать от фаворских дам, стараясь действовать при этом непредвзято. Они, пожалуй, сейчас единственные, кто может их дать. Если бы была жива Галина…
— Галина!
Я даже вслух произнесла это имя, ошеломленная внезапно пришедшей догадкой. Нет, озарение, какая там догадка, посетило меня и заставило встать, пройтись по комнате в хорошем темпе. Вот и наступило время для первой утренней сигареты.
Я вырубила ставший ненужным компьютер и, накинув тяжелый махровый халат, вышла на балкон. Тряхнула перила, перед тем как опереться о них, — действие, вошедшее у меня в привычку после того, как чуть не слетела со своего шестого этажа, аки птица пернатая, когда эти самые перила неожиданно подломились подо мной, едва я на них оперлась. Подпилила тогда перила, в мое, естественно, отсутствие, некая сволочь, которую я до того и в глаза не видывала, возжелав отправить меня на тот свет со скоростью свободного падения.
