— Нормально! — весело махнул рукой Александр Иванович. — С утра хорошее настроение, только от выпивки мне придется воздержаться. Ничего страшного, главное — чтобы гости были довольны.
Я запустила руку в сумочку и извлекла на свет гадальные кости.
— Хотите, я вам погадаю?
— О! Знаменитые кубики госпожи Ивановой! Охотно послушаю, о чем они сообщат! — жизнерадостности Пономаренко не было предела.
Гримерный столик был таких небольших размеров, что на нем не уместилась бы даже пачка сигарет «Прима». Я сдвинула в сторону продолговатую коробочку с гримом и бросила кубики.
13+30+8. «Внимание! Рядом неизбежное горе, и оно не заставит себя долго ждать».
Я растерянно смотрела на кости, не решаясь сообщить о результате броска.
— Что? Что там выпало? — весело задергал подбородком Александр Иванович.
Я облизнула верхнюю губу и проговорила:
— Ничего особенного…
Признаться, я растерялась. Выложить все это моему собеседнику — значит испортить ему настроение. В конце концов, неведение — это благо. Отсутствие плохих новостей — само по себе хорошая новость.
— Ну что?! Что это все значит?! — теребил меня за рукав Пономаренко. — Не томите, Танечка! Вы же знаете, как я хочу узнать о своей судьбе!
Я кивнула.
— Все в порядке… Только вам надо будет последить за своим здоровьем. Обязательно. Вы меня поняли?
Александр Иванович не раздумывая вручил мне свою судьбу.
— Конечно! Я сделаю все, как вы скажете! Где тут мой валидол?
Висящий на стене динамик, смотревший на нас своими белесыми решеточками, покрытыми слоем пыли, зашипел, и я услышала голос:
— Александр Иванович! Приглашаем в зал — пора встречать гостей!
— Пора… Пошли, Танечка, надо спешить соблюсти этикет.
Выходя из комнаты, я провела рукой по свисающей портьере. Зачем она здесь? Вся гримерная завешана бязью. Пылесборник, да и только.
Торжественная часть началась на седьмой минуте шестого часа. Как объяснил мне когда-то Александр Иванович, такова была примета.
Зал аплодировал Александру Пономаренко, когда он вышел на сцену и долго раскланивался перед собравшимися.
Затем он занял место в кресле польского производства, обшитом коричневым гобеленом в цветочек, и приготовился слушать приветственные слова.
Я сидела в двадцать первом ряду с самого края, рядом с солидным дядей в костюме в мелкую клеточку. Содержание речей можно было предсказать заранее, для этого совсем не обязательно быть пророком.
Открыл торжественную часть директор театра Марк Израилевич Финдельман, плотный мужчина в очках в тонкой итальянской оправе. Он был краток, объяснив присутствующим причину собрания, о которой те вряд ли догадывались, и почти тут же передав слово гостям.
