— Перестань, на нее без слез не глянешь: кривая, горбатая, хромая, половины зубов нет, ходит в ярко-зеленой кофте.
Елена поперхнулась коктейлем.
— Ну ты, совесть имей, не завирайся!
— А чего ты ревнуешь? Обычная потаскушка, возомнившая из себя сыщика. За штуку баксов готова тебе хоть золото партии отыскать или там Янтарную комнату.
— И что, есть надежды найти этот пистолет?
— А зачем искать. Тьфу, язык пьяный… я хотел сказать, что надежда умирает последней.
— Я видела на днях Палтусова, он говорит, что ты сам же у себя пистолет и стибрил, а его шантажируешь…
— Вот козел! — Кульбицкий так саданул кулаком по столу, что попадали бутылки.
— Так это правда, Леш?
— Леночка, забудь про это дело и давай пойдем купаться, вон уже луну видно в сумерках. Люди всякую чепуху болтают, а ты слушаешь. Только не надевай купальник, будем как тогда, голенькими плескаться.
…На берегу речки никого из дачников не было, и Кульбицкий попытался воплотить наяву свое кабинетное виденье с обнаженной Еленой. Но та воспротивилась:
— Алексей, не надо здесь. Давай в чистой постели, с заветной бутылочкой.
— Ну, как хочешь, — он бултыхнулся в воду, понырял, пофыркал, вылез на берег.
Вернувшись, они пошли на террасу, где оба закурили, прихлебывая кофе с ликером. Наступившая ночь была на редкость теплой и лунной. В чаще леса иногда раздавалось уханье филина.
— Леночка, если все будет хорошо, через месяц поедем с тобой в Англию на недельку-другую?
— Ты же знаешь, милый, как я люблю заграницу!
— Значит, решено. А потом и обвенчаемся.
Он ожидал бурной счастливой реакции. Однако Елена молча допила кофе, поставила чашку на столик и спокойно спросила:
— А блядей своих в церковь свидетельницами возьмешь?
Кульбицкий так и подскочил над креслом и завопил:
— Каких блядей, что на тебя сегодня нашло, да я ни одной шлюхи в жизни в глаза не видел!
— И в «Эстеллу» никогда не ездил?
— Не знаю, я тебе говорю, никаких Эстелл, — он почти орал, и от его благодушия не осталось и следа.
— А мне вот рассказали про двух молоденьких сучек, которые тебя вчера облизывали. Партия товара! Гад ты последний!
— Кто тебе мог рассказать такое? Стой! — Его, кажется, осенило.
Но тут вдруг из глубины дачи донесся протяжный нечеловеческий вой. Кульбицкий вскочил, как ужаленный, и бросился с террасы в дом. Елена побежала за ним. Он прислушивался — вой явно шел с кухни. Алексей помчался на первый этаж — но на кухне никого не было. Однако крик послышался снова, и на этот раз стало ясно, что звук доносился из погреба.
