Плохие девчонки | страница 20
Мама посмотрела на меня удивленно и обиженно, но ничего не сказала.
Она ушла. Мое сердце забилось при мысли о том, что я причинила ей боль, но вскоре успокоилось. Со мной была Таня.
Она шумно потягивала черничный сок.
— Чем не помада, а, Мэнди? — сказала она, причмокивая испачканными губами. — Как раз в тон моим ногтям.
Она догрызла пряничную девочку и притворилась, будто скармливает последний кусочек Оливии и Гертруде, забавляя меня, словно я была малышкой. Но это не имело значения. Ничто в мире больше не имело значения — кроме того, что Таня стала моей подругой.
Она сделала вид, что кормит рок-звезду, изображенную у нее на футболке.
— Угощайся, Курт, — сказала она.
— Как ты его назвала?
— Ты что, не знаешь, кто такой Курт? — Таня закатила глаза и протяжно вздохнула. Молитвенно погладила всклокоченную шевелюру певца. — Величайшая в мире рок-звезда. Я от него без ума.
— Ты же сказала, тебя тошнит от мальчишек, — напомнила я.
Она легонько пихнула меня в бок.
— А ты не такая уж тихоня. Но знаешь ли, умница-занудница, Курт вовсе не мальчишка.
— Ну, мужчина.
— И не мужчина. Он ангел, потому что умер и попал на небеса. Или в ад.
— Он умер? — удивилась я. Мужчина выглядел совсем молодым.
— Покончил с собой, — объяснила Таня. Она слезла с коленей Гертруды и принялась рыться в моем шкафу с игрушками.
Мне было не жалко, пускай смотрит что хочет. Она извлекла из ящика большой набор разноцветных фломастеров.
— Ух ты! Они еще рисуют?
— Конечно.
— Давай тогда рисовать. Обожаю раскрашивать.
Я достала бумагу. Сняла повязку и пошевелила пальцами. Ничего, рисовать смогу. Запястье побаливало, ноя решила не обращать внимания. Обычно я рисую за столом, но Таня растянулась на ковре, подложив под лист бумаги книгу. Я последовала ее примеру.
— Моя мама покончила с собой, — сказала Таня.
Ее голос звучал совсем буднично, и я подумала, что ослышалась. Я уставилась на нее с таким ужасом, что Таня сочла нужным пояснить:
— Убила себя. — Она решила, я не поняла, что она имеет в виду.
— Мне… очень жаль, — пробормотала я.
— Вообще-то она всегда была слегка не в себе, — сказала Таня. — Это случилось давным-давно. Я была еще маленькой. Но я ее до сих пор помню. Хочешь, я ее нарисую?
Она нарисовала привлекательную женщину в длинном фиолетовом платье, с фиолетовыми крыльями, пышными и волнистыми, как кружева, подчеркнув их бирюзовым и зеленовато-голубым.
Я не знала, что рисовать. Не маму же.
— Нарисуй меня, — сказала Таня.