— Что, мыло давно в воздухе?
— Уже почти час. Да вон оно — заходит на посадку.
Итак, «мыло» залетало. На малых и средних высотах его поведение никаких
нареканий не вызывало и, во всяком случае, позволяло производить все
предусмотренные программой замеры. Но на высотах более 5–6 километров (по
понятиям того времени — больших) в самолете возникал какой-то противный
зуд. По мере дальнейшего подъема зуд усиливался и вскоре переходил в такую
здоровенную тряску, что о достижении потолка не могло быть и речи.
Как всегда в подобных случаях, широким строем повалили «рабочие гипотезы»
(нехватка гипотез — едва ли не самый редкий вид временных затруднений).
Грешили на смесеобразование, на винт, на створки капота — словом, на что
угодно. Наконец выплыло на свет божий и давно привычное испытателям дежурное
предположение, что «летчику кажется». Это предположение с закономерной силой
появляется всякий раз, когда в дефекте не удается разобраться достаточно быстро.
Был назначен облет. Несколько летчиков — в том числе и я — полетали
на «мыле» и пришли к единодушному мнению — тому самому, к которому еще
раньше пришел Мищенко, а именно: никому ничего не кажется, а в тряске виновато,
скорее всего, зажигание, которое на высоте работает с перебоями.
Всю систему зажигания еще раз досконально, с полной разборкой, проверили и
наконец нашли грех — нарушение изоляции высоковольтных проводников.
Естественно, что Гриша Мищенко был очень доволен — его диагноз получил
полное подтверждение. Но интересно, что не меньше радовался, не скрывая этого, и
сам Семен Алексеевич. Его радовало не только то, что расшито какое-то узкое
место, задерживавшее ход испытаний, но и то, что оказался прав «его»
летчик-испытатель. Уже после облета я узнал, что именно он — главный
конструктор — с необычной для него резкостью обрушился на авторов гипотезы
«летчику кажется», назвав ее техническим капитулянтством.
Чтобы в полной мере оценить это заявление, надо знать, что Лавочкин в
состоянии даже самого сильного гнева обычно говорил проштрафившемуся сотруднику
нечто вроде:
— Имейте в виду: я вас очень ругаю!
Или — в порядке наивысшей степени разноса:
— Вы — опасный человек!
Так что «техническое капитулянтство» в его устах следовало расценивать как
ругательство весьма сильное...
* * *
Прошло еще несколько лет. Уже были построены и успешно залетали не только над
испытательными аэродромами, но и в строевых частях первые отечественные
реактивные истребители, созданные в конструкторских бюро, руководимых А. И.
Микояном и М. И. Гуревичем, А. С. Яковлевым, С. А. Лавочкиным. Но прямые крылья
этих первенцев нашего реактивного самолетостроения ограничивали возможность
проникновения в глубь «звукового барьера». Для приближения скорости полета к
скорости звука нужны были новые конструктивные формы летательного аппарата, и
прежде всего — стреловидное крыло.
