Обозленные такой чуть ли не мистической живучестью, вражеские летчики стали
бить в упор, с предельно малых дистанций. Один из них, увлекшись, не успел
отвернуть после очередной атаки в сторону, проскочил вперед и оказался на
какое-то мгновение впереди полуразрушенного ЛаГГа.
И тут произошло нечто, не влезающее ни в какие нормы ведения воздушного боя:
использовав остатки запаса скорости, Гринчик довернул едва слушавшуюся рулей
машину, по-охотничьи — «навскидку» — прицелился (оптический прицел
был, конечно, давно разбит) и одной длинной очередью, благо беречь стволы оружия
от перегрева уже явно не приходилось, выпустил в зазевавшегося гитлеровца все
оставшиеся снаряды и пули. «Мессершмитт» взорвался — Гринчик еле успел
отвернуть от внезапно возникшего перед ним облака горящих обломков.
Этого нервы остальных немецких летчиков, по-видимому, не выдержали. Во всяком
случае, они отвалили от заколдованного советского истребителя и направились, от
греха подальше, домой.
Гринчик благополучно приземлился в расположении наших войск.
Конечно, это был бой настоящего аса! Но я, может быть, несколько уклонившись
от темы повествования, так подробно рассказал о нем прежде всего потому, что,
при всем мастерстве и выдающихся волевых качествах летчика, он, безусловно,
закончился бы совсем иначе, не обладай машина такой исключительной живучестью.
Излишне говорить, как ценили это свойство самолета ЛаГГ-3 наши летчики!
* * *
Зашла о нем речь и на одном из многочисленных совещаний, связанных с работами
по новым истребителям. И тут Семен Алексеевич задумчиво бросил:
— Это у нас получилось случайно...
Заметьте: так было сказано не в дружеской беседе с глазу на глаз с приятелем,
а на достаточно широком, как говорят, «представительном» совещании. Далеко не
всякий конструктор так естественно и легко отказался бы от возможности обыграть
столь драгоценное свойство, обнаружившееся в его детище, и признался бы в том,
что это свойство получилось «само», помимо сознательного замысла создателей
машины. Тем более что на упомянутом совещании по адресу наших новых
самолетов — в том числе и ЛаГГ-3 — высказывались далеко не одни лишь
комплименты.
— Это получилось случайно, — повторил Семен Алексеевич, — но
теперь надо разобраться, чему мы обязаны таким подарком, чтобы не растерять его
в будущем.
И он не растерял: самолеты, в дальнейшем созданные под руководством С. А.
Лавочкина, — прославленные Ла-5 и Ла-7, составившие в годы Великой
Отечественной войны добрую половину всего самолетного парка советской
истребительной авиации, — отличались такой же воистину непробиваемой
живучестью, как принявший на себя первый удар врага ЛаГГ-3.
