Затем его сопроводили в квартиру Марка, где, к счастью, уже не оказалось упомянутых сыскарями «частей», зато хватало свеженашлёпанных и едва подсохших бурых пятен, – по коврам, стенам, даже на потолке. Однако Вадим уже взял себя в руки, надёжно отстранившись, и фантазии воли не давал: смотрел на это именно как на пятна. Пока хватало иных забот, а переживать будем потом – если позволят.
Расследователь скромно притулился на кухне, отгородясь от входа столом, и сосредоточенно строчил отчёт, обложившись листками экспертов. Завидев Вадима, он произнёс зловещее: «Ага», – с готовностью отложил перо и указал задержанному на стул, установленный по центру комнатки. Вадим молча сел, стараясь не терять из виду обоих сыскарей, притормозивших возле двери.
– Стало быть, вы и есть тот самый Вадим Александрович Смирнов, – заговорил расследователь, – так сказать, друг семьи?
– Скорее Алисы, – сухо поправил Вадим.
– Выходит, с мужем потерпевшей у вас были натянутые отношения? – тут же ухватился допросчик.
– Скорей прохладные.
– Что, так ни разу и не повздорили? Трудно поверить!
– Тем не менее.
– А с потерпевшей вы тоже не ссорились?
– Никогда.
– Мне говорили, она была женщиной импульсивной, несговорчивой, даже скандальной…
– Разве? Не замечал.
– Значит, вы с нею ладили?
– Вполне. Я вообще предпочитаю ни с кем не воевать.
– Что, такой ангельский характер?
– Просто умею себя контролировать.
Расследователь пристально вгляделся в Вадима, явно подражая «рентгеновскому» взору репрессоров.
– Когда видели её в последний раз?
– Вчера, вечером.
– Вы были у неё?
– Да, – нехотя соврал Вадим.
– Во сколько ушли?
– Около двенадцати.
– Цель визита?
– Просто зашёл… поговорить.
– Вы её любовник? – в упор спросил расследователь.
Вадим усмехнулся краем рта: собственно, почему я – её, а не она – моя? Как занятно иногда проявляется разница в статусе!
– Нет, – ответил он. – Мы дружили.
– Дружили-дружили, а затем раз – и убили?
Тем же отрепетированным взглядом расследователь впился в лицо Вадима, ловя смятение. Следовало бы разыграть гнев или недоумение, однако врать было противно.
– Нет, – сказал он вяло.
– Что – нет?
– Не убивал.
– Врёте! Вы хотели склонить её к сожительству, но она воспротивилась, и тогда вы надругались над ней – зверски. Затем вспороли ей живот, измочалили груди, отрубили кисти и ступни, а уж после всего задушили и оторвали голову.
Вадиму снова сделалось душно: к чему такие подробности – хочет меня ошеломить? Или в самом деле решил навесить убийство на первого кто подвернулся?
