Я еще сильнее качнула сервант. Зазвенели стеклянные дверцы, какая-то утварь внутри попадала.
Чумак наконец нашел, что искал. Пистолет. Никуленко все стоял, отвернувшись. Он, кажется, еще и руки сложил на груди. Рисуется, что ли? Ну, ладно, мудозвоны, получайте. Я толкнула сервант изо всех своих сил, но, видимо, сил этих оставалось так мало, что сервант устоял, хотя внутри все падала посуда Стаса.
Чумак поднял пистолет и попытался прицелиться. Рука у него тряслась от сильного напряжения, дуло пистолета описывало круги перед моими глазами.
Он выстрелил.
Пуля вонзилась в стену высоко над моей головой. На меня посыпалась штукатурка. Я навалилась на сервант.
Давай, Татьяна Александровна, давай!
Чумак, наверное, догадался о моем замысле и сосредоточенно прищурился, целясь. Но выстрелить он не успел. Одна из ножек серванта подломилась, и, гремя посудой, все сооружение — прости, Стас! — рухнуло на Чумака. Я, не удержавшись на ногах, упала сверху, на деревянную заднюю стенку серванта.
Чумак страшно полузахрипел-полузакричал. Никуленко вскрикнул, обернулся и выбежал вон из комнаты.
Я лежала, тяжело дыша. Чумак уже не хрипел.
В кухне или в коридоре послышались какие-то крики и возня. Похоже на драку.
Я сползла с серванта, встала на корточки и заглянула под него. Чумаковский ствол лежал в полуметре от меня. Над ним с дивана свисала рука. С руки тонкой струйкой бежала кровь. Я взяла пистолет, поднялась на ноги и, шатаясь, вышла в коридор.
Никого.
Теперь шум раздавался из кухни. Держась за стенки, я побрела туда. Голова моя просто раскалывалась от боли. Интересно, Чумак помер или нет?
На кухне грянули два выстрела. Потом еще один.
«Ствол в духовке», — вспомнила я. Кто в кого стрелял?
Я прошла в кухню и утвердилась в дверном проеме, держа перед собой чумаковский пистолет обеими руками.
Возле опрокинутого стула со сломанными ножками лежал Стас. Он был жив и, хватаясь окровавленными руками за левый бок, пытался подняться. Никуленко с совершенно безумными глазами стоял у окна. Пальцы у него дрожали, пистолет в них так и прыгал. Он пытался направить его на меня, но руки его, видимо, совсем отказывались подчиняться. Карася не было. Скорее всего, он успел свалить.
Я посмотрела под ноги. Никуленковский наркоманский школьный пенал валялся на полу, его содержимое было рассыпано по всей кухне — разбитые и раздавленные шприцы, ампулы, какие-то склянки.
Никуленко пошлепал губами, хотел что-то сказать, но вместо этого у него получился протяжный вой.
