– Здравствуйте, Валентин Владимирович! – сказал он с искренней радостью. – Чертовски рад вас видеть! Какими судьбами в Можайске? Ищете молодые таланты?
Игнатьев, не глядя на Гурова, медленно поставил на стол чашку и только потом повернул к нему свое гладко выбритое лицо.
– Здравствуйте, господин полковник! – с еле заметной досадой сказал он. – А вы, оказывается, совершенно невозможный человек. Уж как я убеждал вас, что моя скромная персона не стоит вашего драгоценного внимания, – ничто вас не проняло. Вот и теперь меня терзает подозрение, что вы появились в Можайске только из-за меня.
– Вы чертовски догадливы, – кивнул Гуров. – Как только мне сообщили, что вы можете быть здесь, я бросил все дела и прямо сюда.
– Не понимаю, – покачал головой Игнатьев. – Мне казалось, что десяток дней у меня в запасе имеется. Вы меня расстроили. Оказывается, в этом мире невозможно строить планы.
– Планчик у вас был несложный, – сказал Гуров. – Простые решения предпочитаете, Валентин Владимирович! Оно, может быть, и верно, только человек, которому вы свой «БМВ» подсунули, у местной милиции давно на примете был. Как только они его на новой машине увидели, так с удовольствием и арестовали. А он вас выгораживать не стал, конечно. Вы же ему не сват, не брат…
– Вы хотите арестовать меня за угон машины? – недоверчиво спросил Игнатьев и как-то странно поморщился.
– Да пользуйтесь, ради бога! – сказал Гуров. – Только не думаю, что она вам теперь понадобится. Я с вами больше не намерен расставаться.
– Ну и зачем я вам нужен? – осторожно спросил Игнатьев. – Я думал, вы преступников ловите.
– Преступников и ловлю, – согласился Гуров. – Хотите сказать, что вы не из тех? Служитель муз, наставник молодежи и большой друг советника президента?
– А что вам не нравится? Все это соответствует действительности, разве не так?
– А если я вас попрошу прямо сейчас позвонить господину Лавлинцеву, дружбой с которым вы козыряете? Позвоните, скажите ему, что вами интересуется Главное управление внутренних дел, намекните, что вам инкриминируется соучастие в убийстве и мошенничество – держу пари, что ваша дружба испарится раньше, чем вы повесите трубку.
Игнатьев сделался очень задумчив. Минуту он размышлял, а потом спросил:
– Все, что вы сказали, – это серьезно? Вот эта дикая мысль про убийство, про мошенничество… Откуда вы это взяли?
– Хотите вызнать, что мне известно? – усмехнулся Гуров. – Мне известно гораздо больше, чем вы подозреваете.
