Крайние меры | страница 25



* * *

А в это время бежевая «шестерка» Валерия Егорова, уйдя с МКАД по Варшавскому шоссе и миновав транспортную развязку на Каширской площади, повернула к центру, к Садовому кольцу.

Главный бухгалтер ООО «Русский зодчий», сидящий за рулем машины, хмуро улыбнулся самому себе. «Он все-таки сорвался с поводка! После сегодняшнего разговора все точки над i расставлены раз и навсегда. Вот только не поздно ли», – подумал он. Сделанного не воротишь… Радость освобождения в его душе смешивалась сейчас с острым осознанием своего ничтожества.

«Хоть получилась ли точка? – думал Егоров. – А не многоточие ли?»

Валерий Егоров, по крайней мере, перед самим собой, всегда претендовал на роль личности, свободной от любых моральных установок. Очень хотелось Егорову ощущать себя именно таким суперменом.

У него хватало ума надежно маскировать это свое желание, прятать его от других. Не надо никому навязывать свое мировоззрение. Не стоит громко декларировать свои позиции и принципы, тем более – такие. Нужно просто стараться жить в соответствии с ними. И тогда, в зависимости от того, как сложится жизнь, станет очевидной правота или ошибочность этих принципов.

Но, создав для себя целую доморощенную философию тотального цинизма, главный бухгалтер «Русского зодчего» тем не менее оказался изначально непригоден для ее применения на практике. Философия стала лишь средством защиты от унизительного комплекса неполноценности.

Такое, кстати, случается значительно чаще, чем принято считать. Поскреби как следует прожженного циника, а под маской и проступит перепуганное лицо неуверенного в себе, замученного комплексами неврастеника. Верно и обратное. С виду вроде рубаха-парень, идеалист ясноглазый, а вот внутри такая чернота, что диву даешься!

Нет, оказалось, что чужое мнение было Егорову вовсе не так безразлично, как ему самому хотелось бы. Особенно мнение Степана Владимировича Белоеда.

О себе самом и речи нет, ведь в зеркало противно смотреться, так бы и заехал по этой мерзкой роже с лживыми глазами.

Человек вообще остается человеком лишь до тех пор, пока хотя бы подсознательно верит, что есть непереступаемые этические нормы, моральные законы, хотя бы те, что самим над собой установлены. Теряя эту веру, он теряет и самоуважение.

Он прекрасно помнил, как все началось. Его катастрофическое падение… Егоров всегда считал себя сильным, волевым человеком. Не без оснований: когда-то он с легкостью бросил курить, мог в безденежной юности неделями жить впроголодь, при необходимости по нескольку ночей отказывался от сна, сохраняя при этом работоспособность… Не без душевной боли, однако решительно разорвал отношения с женой, узнав о ее курортном романчике.