– Беда, магистр! – выкрикнул вестник, глядя на него снизу вверх с ужасом и иррациональной надеждой. – Группа Поллика не вернулась.
Румил обреченно молчал, ожидая продолжения.
– Они погибли, убиты. Все.
В очередном дворе (сколько их уже было? И куда она идет? Может, просто кружит, как в заговоренном лесу?) Тейю заметила крохотную самку. Скрюченную, осторожную в каждом движении, всю замотанную какими-то толстыми тряпками. Та брела к стене дальнего дома, зиявшей крохотным окошком у самой земли. Тейю, притаившаяся за мусорными баками, была заинтригована. Неужели это трясущееся чудовище сумеет пролезть в такой тесный лаз? Или, может, она – нет, невероятно, нельзя на это надеяться! – и все же неужто она тоже умеет… Но если все-таки да, то в кого? В змею, что ли? Ничего, и со змеей можно договориться, Тейю недаром считалась самой дипломатичной в роду.
Размечтаться она не успела. Старуха в шерстяном платке и древних валенках добрела до подвального окошка и принялась скликать кошек.
Кошки! Такие гибкие, текучие, стремительные, они были очень на нее похожи. Почти свои… Они окружили старую самку, терлись о ее ноги, воткнутые в толстые серые чехлы, а та, бормоча, торопливо вытряхивала что-то перед хрупкими треугольными мордочками. Это что-то упоительно пахло, Тейю чуяла издали. И точно, зверьки с жадным урчанием набросились на подачку.
Ноги сами понесли Тейю к импровизированной столовой. Тихо, сладострастно урча, совсем как кошки, она проскользнула через двор, и кошатница испуганно вскинулась. Увидев, как изменилась сморщенная мордочка дряхлой демоницы, Тейю запаниковала, и облик поплыл, меняясь. Может, она любит только тех, кто похож на кошек? Старуха шарахнулась к стене, тиская платок на груди. Перед ней лебезило крупное чудовище, стремительно прорастающее трехцветной шерстью через скудную одежду. Метался раздвоенный хвост, два гладких копьевидных кончика-острия мели грязную жижу. Лапы у чудовища были какие-то неопределенные, то прорастет из-под ребер лишняя пара, то среди длинных птичьих пальцев с серьезными когтями вдруг мелькнет хрупкий девичий пальчик. Лицо (морда?) также текло и плавилось. Только широко распахнутые, детские какие-то глаза оставались неизменными, да среди плотных рыжеватых прядей нервно подрагивали крупные полупрозрачные уши в сетке зеленоватых жилок. Взбив водопад брызг сдвоенной плеткой хвоста, чудовище широко улыбнулось, раскрыло рот и старательно выговорило:
