Вдоль мокрой, свинцово-серой, как грифель, дороги бесконечной чередой протянулись фонари, тускло светившиеся за туманной пеленой моросящего дождя.
Сестра села рядом с шофером и сказала ему, куда ехать. Потом заметила, что в такой дождливый день машину, наверное, заносит. Шофер ответил, что в проливной дождь ездить безопаснее. А я, сидя на заднем сиденье с пальто и чемоданом на коленях, словно какой-нибудь провинциал, с жадностью вслушивался во французскую речь сестры. Признаться, я и не подозревал, что она с такой легкостью и изяществом говорит по-французски. За свое сравнительно недолгое обучение во Франции я тоже научился довольно сносно болтать по-французски, но о таком произношении, как у нее, не мог и мечтать. По всей очевидности, сказывалось ее пятилетнее пребывание в семье французов.
- Мы поедем прямо к тебе на квартиру? - спросил я, но сестра отрицательно покачала головой и ответила по-французски:
- Я уже сняла для тебя номер в отеле, направимся сразу туда.
- А далеко это от твоего дома?
- Нет, в десяти минутах ходьбы, - ответила она на этот раз тоже по-французски, словно избегая говорить по-японски. Затем она поправила на себе косынку с узором из голубых пятен, открыла сумочку и, достав сигарету, закурила.
Я не знал, что сестра курит. Некоторое время я с изумлением смотрел на нее. Она брала сигарету в рот и выпускала дым с небрежной ловкостью завзятого курильщика. Все это никак не вязалось с ее образом, жившим в моем представлении. Сестра показалась мне вдруг какой-то постаревшей, и чувство пронзительной тоски охватило меня. И мне вдруг показалось, что я понял причину душевного состояния сестры. Понял и то, почему она даже со мной, со своим старшим братом, не хочет говорить на родном языке, и то, почему она с такой лихостью дымит сигаретой.
(Возможно, таким образом она хотела дать мне понять, что вполне довольна избранным ею жизненным путем и все у нее идет гладко.)
В памяти моей воскресли слова, которые она не раз повторяла пять лет назад, когда я возражал против ее отъезда в Париж, и дерзкий взгляд лучистых черных глаз, которым она пронзила меня на аэродроме Ханэда.
Автомобиль въехал в один из переулков левобережного Парижа. Показалась светящаяся неоновыми огнями вывеска «Hotel». Переговорив с хозяином, сидевшим за конторкой, сестра со мной и с коридорным поднялась на третий этаж. В номере стояла кровать, а сбоку у стены большое трюмо и рядом кувшин с водой.
