Розалия посмотрела на себя в зеркало и рассмеялась:
— Боже мой, если бы меня увидел Билл, он решил бы, что у меня съехала крыша!
— Может быть, и решил бы. А может быть, ты бы ему понравилась. Он ведь не знал тебя в отрочестве.
Теперь мы походили на парочку сбежавших из дому детишек. Немного накачавшихся пивом, но это уже мелочи.
— Чертово ранчо далеко? — спросила я.
— Если идти по побережью, то нет, — покачала головой Розалия. — Минут пятнадцать ходьбы. У нас же машина!
— Нет уж, — отрезала я. — Пройдемся. Незачем привлекать внимание. Пусть эта следопытка думает, что мы до сих пор тут сидим и пьем.
Я включила на полную мощность радиоприемник и задернула шторы.
— Вот так будет лучше. Может, мы заснули…
Розалия кивнула. Вылитый Пятачок, подумала я, ощущая себя Винни-Пухом.
* * *
Нет, вы не думайте, что я не люблю Америку! Страна-то неплохая. И люди милые. Цивилизованные люди, просто улыбаться хочется и плакать от умиления. У них даже бомжи чище наших работяг. И вроде бы они бомжи не по необходимости, а захотелось им так.
Так что Розалию я если и понимала, то не до конца. Она шла за мной и все время ворчала, что здесь и солнце немилосердно палит, и вроде как этот рассадник порока Голливуд недалече. Что до меня — мне этот Голливуд не мешал. И не было мне до него никакого дела. Если только это не Ким Бессинджер за мной на своих шпильках гоняется, пускай он там стоит. Все равно его наши ребята создавали. Америка — это ж наша вторая родина. Даже Джордж Гершвин, которого все американцы считают национальной гордостью, — так ведь он тоже из Одессы нашей родной приехал.
Так что все их духовное богатство — наше. Поэтому у меня проблем с американцами никаких не было. Вот только найду Лику, возьму у нее расписку, что она жива-здорова, и уеду, не тронув ни одного американца пальцем.
Так я думала, пока мы шли по ослепительно белому песочку, сняв наши кроссовки и любуясь голубизной неба и зеленоватой гладью океана. Это я приукрасила. На самом деле мы спешили, и любоваться красотами Тихоокеанского побережья у нас времени совершенно не было.
Наконец тропинка завернула в лес, и солнце перестало обрушивать на наши макушки тонны тепла. Я облегченно вздохнула. После такой жары немилосердно хотелось пить. Я облизала пересохшие губы и спросила, долго ли нам еще идти. По моим понятиям прошло уже куда больше обещанных пятнадцати минут.
— Нет, — мотнула головой Розалия, — еще чуть-чуть.
Я тяжело вздохнула, потому что уже не верила в светлое будущее, обещанное мне Розалией.
