— О, не сомневайтесь! — улыбнулся Адам Егорович трогательной беззубой улыбкой. — Некраденые. В нашей лаборатории нам очень, я бы даже сказал, неестественно много в обычном понимании платят. Еженедельная оплата в валюте. Причем сумасшедшие надбавки за риск, за секретность, постоянные премии за удачные опыты. В смысле оплаты наши шефы точны, как часы.
— А вы уже сообщили… этим вашим шефам о случившемся? — поинтересовалась я.
— Что вы? Тише, тише! Не нужно так громко! В том-то и дело, что нет, — тут же перешел на шепот Адам Егорович и на всякий случай оглянулся по сторонам, словно боясь, как бы кто-нибудь из могущественных шефов не оказался случайно за его спиной. — В том-то все и дело! Если эта информация дойдет до Москвы, а оттуда — еще куда-то дальше, может произойти скандал международного масштаба. Я же вам с самого начала сказал, что дело, о котором пойдет речь, — международное и крайне деликатное. Говорил или нет?
— Ну да, говорили.
— Я даже представить боюсь, что сразу начнется! Ясное дело, что мне тогда в лаборатории больше ни в жизнь не работать, хотя мой контракт должен действовать еще больше года. Но дело сейчас даже не только во мне, хотя и в этом тоже, — я должен буду на себе как на ученом поставить крест. Но вот Валентин, мой Валечка! Вот он…
— О каком Валентине вы говорите? О человеке, который похитил из лаборатории эти ящички, то есть контейнеры? Об этом самом воре?
— Да, конечно. Но только не стоит отзываться о нем так резко. Валечка очень, очень хороший человек, на редкость замечательный мальчик. Его ведь тогда просто… сотрут с лица земли. Я нисколько не сомневаюсь, что благодаря всевозможным спецслужбам его смогли бы достаточно быстро разыскать и обезвредить… Возможно, буквально за несколько часов. О, насчет этого у меня ни малейших сомнений! Ведь вы просто пока не имеете представления, с какой могущественной силищей мы имеем дело. Но больше мы Лепесточкина после этого никогда в жизни не увидим. Это я гарантирую. И даже имени его не услышим. Нет, так я тоже не согласен, не хочу, совершенно, категорически против…
— Значит, вы сейчас готовы заплатить деньги, чтобы я нашла Лепесточкина до того, как информация о вашей ужасной пропаже докатится до шефов?
— Вот именно, вы очень хорошо меня поняли, Танечка, — быстро заговорил Адам Егорович. — Именно так. Бог с ними, с чумными палочками, мы новых сколько угодно вырастим, только бы Валечка не успел что-нибудь начудить, что-нибудь такое против наших шефов. По моим расчетам, дня три-четыре у нас в запасе все же есть. Ни в чем нельзя быть абсолютно уверенным, но пока приблизительно так. И мы должны успеть за это время найти Валечку… Он молод, горяч. На него просто что-то нашло, при замкнутом образе жизни такое может случиться с любым. Но я уверен: только стоит нам с ним увидеться и разок переговорить, Валентин сразу же опомнится, и мы тихонько вернемся к прежней жизни, и все у нас будет, как раньше, без глупостей и шума. В противном случае, если мы не сумеем найти его за три дня… Нет, об этом даже подумать страшно. Для меня это — тоже конец.
