— А то! Когда я пришла, она у Женьки была лучшей моделью.
— Небось порнушку снимали втихаря, а?
— Ну-у… Почем мне знать? Меня туда не больно приглашали, за шторы-то. Наше дело маленькое: сиди да квитанции выписывай.
— Ясненько. А после Натали часто сюда заходила? Ну, уже когда стала Бутковской?
— Нет. Один раз только, в самом начале. Прошла сразу к Женьке, и они заперлись. По-моему, они там поцапались тогда.
— Откуда знаешь?
— Да уж догадаться было нетрудно. Орали друг на друга еще как…
— Что орали-то? Неужто не подслушала?
— Они музыку включили громко… Ну вот, а минут через двадцать Наташка пулей вылетела оттуда, вся в красных пятнах. И больше я ее никогда не видела. Ну, я имею в виду, до самой этой пятницы.
— А Шпак не рассказывал после, в чем было дело?
— Ну! Разве он скажет. Женька был тот еще фрукт…
— А вы с Натали разве не дружили в то время? Я гляжу, ты ее не очень-то любишь…
— А за что мне ее любить? Скажешь тоже: дружили… Да она со мной еле-еле здоровалась! Всегда нос драла. Нет, у нее своя компашка была — разные крутые… — Ольга произнесла это с плохо скрываемой завистью.
— Что за компания? Помнишь кого-нибудь?
— Нет, правда не помню. Эти ребята сюда почти и не заходили. Я только видела, как иномарки подкатывали. Наташка садилась, да и другие девчонки, которых Женька снимал. Один, правда, заходил раза два или три… К Шпаку.
— Что он собой представлял, этот тип?
— Ну маленький такой, щуплый. На вид — лет двадцать пять — двадцать семь. Волосы светлые, остроносый, остроглазый. Родинка на щеке, большая. Ехидный такой… У нас про него еще болтали, что это какой-то крупный блатной авторитет. А по виду я б не сказала… Ну вот, Наташка тогда была с ним. Это все знали.
— А как его звали?
— Как звали? А черт его знает… А, вспомнила: Артистом его называли.
— Артистом? Что — на самом деле был артист?
— Да почем я знаю! Кликуха была такая, а кто он, что он… Наташку свою спроси! Может, она помнит. А то такая дама стала — фу-ты ну-ты…
Я поняла, что девица выложила мне все, что знала. И так было слишком много — для маленькой-то бумажки с номером телефона… В качестве компенсации за моральный ущерб я подарила ей еще десять баксов и на прощание опять пожелала быть умницей. Она заверила меня, что не подкачает. Уже в дверях я остановилась:
— Слушай! А этот твой теперешний Рафик — он, часом, не хромает?
— Не-ет… А что — должен?
Наверное, она решила, что у меня окончательно поехала крыша.
Ну, нет так нет. И дай ему Бог здоровья! Судя по звукам, доносившимся из мастерской, здоровья Рафику требовалось много.
