– Давай вместе подумаем, что ты натворил, – предложила я, присаживаясь рядом на травку. – Думай, Генрих, если дорожишь… здоровьем.
Генрих послушно наморщился. Из его приоткрытых губ на расползшийся живот свесилась струйка прозрачной слюны. Прошло минуты три.
– Да чего ты привязалась-то?! – похоже, что искренне воскликнул, наконец, Генрих. – Я тебя не трогаю, и ты меня не трогай! – Он оглянулся по сторонам – а не было по сторонам никого.
Не врет. Точно знаю. Я психологии все-таки обучалась.
Хотя на таких примитивных личностей, как Генрих Юсин, никакой психологии не надо – у них, как говорится, на лбу все написано.
– Ладно, – я поднялась на ноги, Генрих с заметным облегчением вздохнул, – допустим, верю. Но смотри… Если узнаю…
– Да чего узнаю-то? – завопил Генрих, очевидно, в надежде, что кто-нибудь придет его спасать. – Чего ты все?.. Я ж не трогаю тебя!
Надо действительно уходить. А то, правда, прибегут на генриховские крики бритоголовые какие-нибудь, драка, то се. Да и проблем потом не оберешься – все-таки группировка Генриха одна из самых влиятельных в городе.
– Ну хорошо, – развела я руками, – это я так просто зашла. Навестить. Не видела тебя давно. Все. Нет так нет. На нет и суда нет. Ухожу.
Генрих злобно что-то пробурчал, а я вспомнила:
– Слушай, Генришок, а твой Петя-Череп далеко? Я бы с ним еще повидалась, а?
– Нет Черепа, – до Генриха, очевидно, дошло, что бить его не будут, и отвечал он поспокойнее, – то ли убили его, то ли че… Пропал человек. Я его искал сначала – должок за ним был. Ну, а потом… Убили его, наверное.
Вот так-так.
Я вздохнула. Не врет он. Если б он врал, я бы сразу его раскусила. Как и раньше раскусывала. А сейчас – не врет он.
Я опять вздохнула.
Это что же значит? Это не Генрих на меня покушения устраивал? А Коля-Петя-Череп действительно, выходит, завязал? Новую жизнь начал? Ну и дела. И с документами Григорьева, значит, не Генрих шерудил?
А кто же тогда? И документы, и покушения, и слежка – кто тогда? Я вздохнула еще раз. Вздыхай не вздыхай, а надо новую версию разрабатывать, никуда не денешься.
– Ну пока, Генрих-Генришок, – я похлопала его по водянистому, с синими разводами вен, животу, – эх, ты… заворот кишок.
* * *
К двум часам дня я была уже у подъезда дома Александра Владимировича. Если угроза исходит не от Генриха, то следует мне, наверное, навестить Григорьева. Кто его знает, может, в мое отсутствие…
Я подошла уже к самому подъезду, когда дверь открылась, и собственной персоной Валерий Петрович Задовский вышел из подъезда. Увидев меня, он несколько смешался и по всегдашней своей привычке протянул мне руку. На рукопожатие я ответила, отчего он смешался еще сильнее.
