Но его подвела плохая физическая подготовка. С каждой минутой он заметно терял силы и сбавлял темп. Ноги все хуже повиновались ему и с трудом несли грузное тело по неровному асфальту. До меня доносилось надсадное, сбивающееся дыхание убегающего. В какой-то момент он сдернул что-то с головы и швырнул на землю. Пробегая мимо, я увидела, что это черный женский чулок.
Дорога пошла в гору. Мужчина окончательно выдохся. Он в отчаянии озирался на бегу и никак не мог решить, куда ему свернуть. В таком состоянии люди охотно хватаются за железо, поэтому я была настороже и следила за каждым движением мужчины. Он уже едва перебирал ногами и даже перестал оглядываться.
Я настигла его возле уличного фонаря. Момент был самый подходящий, и я провела подсечку. Мужчина рухнул на асфальт как подкошенный и, кажется, с огромным облегчением от сознания, что бежать больше не надо.
Однако я была слишком сердита, чтобы позволить ему так легко отделаться. Не давая беглецу опомниться, я завернула ему левую руку за спину и наступила коленом на шею. Он захрипел и застонал одновременно, не в силах пошевелиться от боли.
— Конверт! Быстро! — потребовала я.
Он попытался что-то сказать, но язык не повиновался ему. Я убрала колено с его горла, и мужчина, не отрывая щеки от асфальта, пробормотал:
— В пиджаке конверт… да отпустите руку! Боль — но же!
Немного подумав, я выполнила просьбу — он уже не казался мне особенно опасным. Получив свободу, мужчина с трудом перевернулся на спину и безропотно позволил мне обыскать себя. Во внутреннем кармане пиджака я нашла конверт и заглянула в него.
Там лежал свернутый вчетверо листок — ксерокопия какого-то плана, — надписи на плане были сделаны от руки, нетвердым почерком, но мне сразу бросились в глаза старинные яти, щедро разбросанные по тексту. Кажется, это было то, что нужно.
Я посмотрела на мужчину. Он сидел, привалясь спиной к фонарному столбу. Грудь его тяжело вздымалась, взгляд был мутен. Но больше всего меня поразило, что лицо мужчины украшали бородка и один-единственный ус!
Мне не удалось сдержать нервный смешок, и я произнесла классическую фразу:
— У вас ус отклеился.
Мужчина мученически посмотрел на меня и вялым жестом потрогал верхнюю губу. Лицо его исказила гримаса огромной досады, и он в сердцах оторвал свой единственный ус. Я ахнула — мне определенно было знакомо это лицо!
Парамонов скривился и решительным жестом сорвал накладную бороду.
— А-а, теперь все равно! — сказал он с отвращением. — Ваша взяла! Но я тоже не ожидал… Век живи — век учись!
