Имя «Евгений Матвеевич» всплыло в моей памяти тоже неожиданно. Мне казалось, что до этой минуты я не знала его отчества.
Но мне было так худо, что подобные мелочи не могли занимать меня больше нескольких секунд.
«Он, видимо, забыл, — простонала я, рухнув на свое жесткое ложе, — что насильно мил не будешь…»
Во рту у меня к тому времени пересохло и язык стал шершавым, поэтому слова эти вышли косноязычными, а в конце фразы я вновь почувствовала сильнейший позыв, но не поднялась с кровати. Во-первых, потому что на это не хватило сил, а во-вторых — потому что точно знала: новый поход будет совершенно бессмысленным. В желудке у меня не осталось ни капельки пищи.
Все мои мучения закончились так же неожиданно, как и начались. В какой-то момент словно иголку вытащили из моих внутренностей. И если бы не сильнейшая слабость, я бы могла усомниться, что это продолжалось у меня больше часа.
У меня хватило сил подойти к зеркалу, и то, что я там увидела, не прибавило мне хорошего настроения.
Некто отдаленно напоминающий меня чертами лица смотрел на меня взглядом узника Бухенвальда, и цвет лица вполне этому взгляду соответствовал.
«Если эта процедура повторится еще пару раз, то я могу быть совершенно спокойна, — подумала я. — Никаких эротических желаний по поводу этого существа не возникнет даже у самого неприхотливого и неразборчивого в связях мужчины».
Эта мысль стала последней, перед тем как я то ли заснула, то ли провалилась в обморок.
Меня привели в чувство бодрые голоса, сначала за стеной, а потом и у меня в комнате.
Открыв глаза, я убедилась, что на этот раз это вполне реальные люди, хоть и не совсем обычные.
Во всяком случае, выглядели они несколько странно для серьезного научно-исследовательского центра с мрачной репутацией.
Скорее они напомнили мне хиппи где-нибудь на пляже, которых мне приходилось встречать во время зарубежных поездок.
Те же длинные волосы, пестрые одежды и свобода в неприличных жестах и выражениях.
Сходство было бы полным, если бы лица моих неожиданных гостей носили на себе следы загара, а не поражали аристократической бледностью, которую уместнее было бы назвать синюшностью, — результатом редких встреч их владельцев не только с солнцем, но и со свежим воздухом.
Но тем не менее настроены они были весьма игриво и проявляли явный интерес к моей персоне.
— Какая славная у тебя попка, — вместо приветствия произнесла дородная девица рыжей масти в костюме, не скрывающем, а лишь декорирующем ее прелести, в том числе и те, что показывать чаще всего не принято.
