Но оказалось, что выбранная ею тактика была единственно правильной.
— Подожди. — Исмаилов схватил ее за руку. — Я скажу… А то ты непонятно что обо мне думаешь…
Люда ничего не ответила. Сеймур усадил ее обратно на горку, сел рядом, немного помолчал, видимо собираясь с силами, и спросил:
— Ты знаешь, какая у Элеоноры фамилия?
— Вроде бы… Михайлова… кажется… Она же у нас не преподает, поэтому я не точно… А что?
— Михайловой она была в прошлом учебном году. А с этого августа она… — Исмаилова…
— Не может быть… В холле на первом этаже на стенде «Наша школа» написаны все фамилии учителей. Там нет Исмаиловой…
— Не переписали еще…
— Тогда я не понимаю…
— Ну что же тут непонятного? — Сеймур так жалко улыбнулся, что Люда все-таки не удержалась и погладила его по плечу. Он этого не заметил и продолжил: — Неужели не ясно, что она вышла замуж за моего отца?
— Как? — ахнула Люда.
— Так! Очень просто! Как женщины выходят замуж! А мы с матерью в прошлом году все никак не могли понять, чего это в нем так вдруг усилились отцовские чувства, что он зачастил в школу: и на собрания, и на дежурства, и даже в поход с нами ездил! А эта… змеюга Элеонора его завлекала, меня, представляешь, использовала. Без конца просила: «Пусть отец зайдет — надо стенд приколотить», «Пусть отец зайдет парты покрасить!» А я, идиот, и рад стараться… Гордился им… Что он всем так нужен… все умеет…
Люда не знала, что и сказать. Она вспоминала мужчину у машины, к которому выбежала Элеонора. Пожалуй, они и впрямь похожи с Сеймуром: оба смуглые, черноволосые, красивые.
— А мать — она прямо почернела вся… Я и испугался, что Власова сейчас про нее что-нибудь скажет. Нам и так горя хватает. А брат… Данька… Ему всего пять лет. Он вообще не понимает, куда отец делся и почему домой не приходит. Они с Элеонорой, представь, в доме напротив живут! Хоть бы съехали куда-нибудь! Так нет! Как будто специально под ручку прямо перед нашими окнами ходят! — Сеймур стукнул кулаком по гнилой доске, она треснула, и они с Людой чуть не оказались в луже.
Исмаилов помог Люде подняться, и они пересели на покосившегося ржавого козлика.
— Поэтому тебя и перевели к нам в класс? — решилась спросить девочка.
— Неправильно говорить — перевели. Она предложила перейти в другой класс, а я согласился.
— Но почему к нам? У нас же другая программа! Сплошная математика с физикой!
— Я сам попросился к вам.
— Зачем? Я же вижу, как тебе трудно!
— Есть причины. — Исмаилов отвел в сторону глаза. — Много их, причин… А одна — в том, что надежды на отца больше нет. Мне надо как можно лучше выучиться, чтобы потом хорошую профессию получить… Денежную… Эта змея Элеонора вообще-то хорошо свои предметы преподает. У меня по русскому твердая «четверка», и в литературе я разбираюсь. Мне даже кажется, что у вас скучнее на этих уроках. Юлия с вами, как с пятиклашками, разговаривает. А мы даже стихи писали. Элеонора нам основы стихосложения давала. На Пушкина, конечно, выучиться невозможно, Пушкиным родиться нужно, но приличные стихи, оказывается, любой писать может. А вот математика у нас никудышная была. Как для слабоумных. В старших классах тяжело учиться будет, да и вообще… Ни в какой технический вуз не поступишь!
