— С чего ты взяла? — удивился он.
— Мой муж — очень мягкий человек. Думаю, он не станет таскаться по инстанциям, чтобы отсудить себе часть квартиры, а уж выставить меня на улицу вообще никогда не сможет. Он все еще любит меня, хотя и пытается встречаться с другой.
— А то, что любящему человеку станет негде жить, тебя совершенно не беспокоит?
— У его новой бабы, похоже, есть жилплощадь, — грубо ответила Лиля.
Слух Шаповалова, интеллигента в пятом поколении, сильно резануло слово «баба» в устах миловидной женщины. Он сморщился и уточнил:
— Похоже или действительно есть?
— Откуда я знаю! — беспечно отозвалась она. — Мой муженек уже с неделю где-то живет. Не на улице же? А бабу его я видела. Он ее как-то домой притащил, представляешь? Тощая, черная, как цыганка… И вся такая раскрашенная! Смотреть противно! Видимо, у нее и живет.
Вспомнив, какое впечатление произвел на него мужчина на Лериной кухне, Андрей спросил:
— А ревность тебя не мучила, когда ты рассматривала мужнину «цыганку»?
— Ревность? — Лиля задумалась, потом отрицательно покачала головой. — Нет, пожалуй, это была не ревность. Мне просто было противно, что на моей постели собралась разлечься какая-то черномазая дрянь… может, заразная… В общем, я выставила их вон. Муж, кстати, даже не подумал возразить, так что за жилплощадь я не беспокоюсь. И вообще, сегодня мы проведем с тобой ночь в моей квартире, которая, надеюсь, очень скоро станет нашей общей. Представляешь, Андрюшенька, тебе никуда не надо будет уходить! Ты будешь принадлежать только мне! Всегда!
Лиля чмокнула его в щеку и потащила к эскалатору, возле которого они, как всегда, встретились. Андрей покорно пошел, хотя перспектива принадлежать только Лиле его несколько испугала. Пока им приходилось мыкаться по не слишком надежным убежищам, Шаповалов всегда мог уйти, сославшись на дела и домашние хлопоты. Если никуда не надо будет спешить, эта женщина вполне может перевести его на вечное горизонтально-постельное существование. С работы — в постель, из постели — на работу… И так всю оставшуюся жизнь? Пожалуй, он к подобному не готов.
Андрей осматривал Лилину квартиру с таким отвращением, с каким несправедливо осужденный осматривает свой пожизненный каземат. Ему однозначно не понравился и излишне оранжевый цвет обоев, и обилие хрустальных вазочек, и велюровые покрывала с крупными желтыми цветами, и многочисленные картины, на которых была изображена сусальная, ненастоящая природа. Лиля же была счастлива тем, что в ее жизни все так замечательно устраивается. Юркнув в ванную, она вышла оттуда обнаженной, розовой и такой прекрасной, что Шаповалов тотчас забыл о том, что его собираются заточить в вульгарной квартире на веки вечные. Он взял Лилю на руки и понес в постель, которая уже была приготовлена ее заботливыми руками и убрана так любимыми ею пенными кружевами.
