Дойл кивнул:
– Да, Арканум.
Лавкрафт вздрогнул, а затем снова взвизгнул:
– Нет! Нет!
Дойл сильно ударил его ладонью по лицу, так что остался розовый след. Голова Лавкрафта дернулась, и глаза снова стали нормальными.
– Артур.
– Да, Говард.
Лавкрафт заплакал. Дойл его погладил.
– Меня все покинули. Абсолютно все.
– Мне жаль, что так получилось.
Да, подумал Дойл, после прекращения деятельности Арканума, каждый зажил своей жизнью. Все, кроме Лавкрафта, ведь у него не было семьи и вообще никого из близких.
– Вы опоздали. – Плечи Лавкрафта перестали трястись. – Они меня здесь убьют.
– Кто они? – спросил Дойл.
– Те, с кем нам еще не приходилось сражаться. – Лавкрафт поднял на Дойла заплаканные глаза. – Я знаю, что происходит. Знаю, почему я здесь.
Санитар постучал в дверь дубинкой.
– Десять минут прошли.
Лавкрафт запаниковал.
– Нет! Вы не можете уйти. Они скоро появятся.
Дверь камеры скрипнула.
– Ваше время истекло.
Дойл взял обе руки Лавкрафта в свои.
– Эти убийства как-то связаны? С Дювалем? С книгой?
Глаза Лавкрафта расширились.
– Это длинная история, Артур. Две тысячи лет назад в…
– Выходите! – рявкнул санитар.
Дойл внимательно посмотрел на него и повернулся к Лавкрафту:
– И что?
– Разыщите всех наших, Артур.
Санитар подергал Дойла за пиджак:
– Хватит…
Дойл стряхнул его руку:
– Осторожнее, приятель. Осторожнее, – и шагнул в коридор.
Лавкрафт метнулся за ним.
– Назад, ты, псих, – прохрипел санитар.
– Теперь они меня наверняка убьют. Они следят за всеми нами.
– Клянусь вам, Говард, я вернусь.
Санитар запер дверь камеры и повел Дойла к выходу. А тот продолжал слышать голос Говарда Лавкрафта:
– … Вы пришли слишком поздно, Артур… разыщите остальных… Артур… Артур!..
Десятилетний Дойл сидит на краю папиной койки в палате психбольницы. Наблюдает, как папа трясущейся рукой делает набросок рисунка.
– Они живут в траве. Видишь? – Лицо у папы почти безмятежное. На рисунке эльф проказливо выглядывает из-под листа. У него длинные конусообразные пальцы, остроконечные уши и глаза-щелочки. – Он улыбается тебе, Артур.
На несколько мгновений Дойл забывает, где находится, захваченный фантазией рисунка. Верит, что этот эльф действительно существует где-то среди дикой природы. Поверить его заставляет папа.
Неожиданно карандаш ломается. Импровизированный мольберт падает на пол.
У отца начинается очередной припадок эпилепсии. Закатываются глаза. Он стоит некоторое время, одеревенев, а затем на его губах появляется кровь. Высунутый язык крепко стиснут зубами. Руки сжаты в кулаки. Вены на шее набухают, словно готовы вот-вот лопнуть. Он бьет головой о стену, не произнося ни звука. Крови на губах становится все больше, и Дойл с ужасом видит, что отец откусил свой язык.
