Уже через десять минут после звонка к Сазонову у него в блиндаже сидели майор Тихонравов и капитан Челышев, обсуждая засылку в тыл к немцам своих людей.
– Засылать надо сразу в нескольких местах, группами по четыре – пять человек. Переходить линию фронта ночью, и каждый раз переход сопровождать отвлекающей операцией на соседнем участке… – уверенно говорил Тихонравов, постукивая папиросой по крышке портсигара.
– Ночью это хорошо, – улыбнулся Челышев, – ночью все волки серы. Даже белые волки.
Только, Аркадий Донатович, запускать сразу такой караван это значит всех немцев переполошить на линии. Я бы для начала запустил одного – одного единственного. Есть у меня такой единственный, который стоит многих. Стольких фрицев приволок – словно нюх у него на них! Пускай сходит туда, а там посмотрим. Один тихий человек линию не вспугнет, воды не замутит. Как говорится: хороший конь борозды не испортит. Авось дорогого гостя нам приведет. Дайте мне две ночи – пусть мой человек поработает, а вы пока что готовьте ваши группы по пять человек.
– Две ночи много. Одну ночь даю тебе, капитан, – нахмурился Сазонов, – пускай человека.
И завтра доложишь.
Человек, о котором шла речь в блиндаже, той же ночью пересек линию фронта. Капитан Челышев и другие офицеры знали этого человека как рядового полевой разведки Егора Сычова. Знали, что он мастер своего дела и действует успешно даже в таких ситуациях, где другие бессильны. «Видно, такой дар у него! – говорили о нем. – Умеет стать невидимым, бесшумным, и словно видит в темноте. И слух у него острый. Да и фамилия говорящая:
Бог шельму метит».
Произнося имя «Егор Сычов», они представляли себе спокойного, светлоглазого парня средних лет, худого, в сдвинутой набок пилотке – обычного на вид красноармейца.
Но перед тем, как идти на дело, Сычов переоделся во все гражданское и нырнул в темноту.
Как он прополз через линию фронта, никто не видел. Он работал без прикрытия, без огневой поддержки – любил сливаться с землей. Если бы увидели его сейчас те, кто отдавал ему приказы, то не узнали бы его. Он двигался как червь и, почти не отрывая лицо от земли, усмехался. Такой кривой улыбочки, с поблескиванием медного зуба в углу рта, не видали на этом лице командиры.
Да и не знали о нем толком. А он уже был не рядовой Егор Сычов, а Сыч, когда-то известный в Одессе вор.
Сыч справился с заданием. Он действительно имел талант к таким вещам. Те же самые способности и свойства, которые сделали его некогда воромвиртуозом, помогали ему теперь быть идеальным лазутчиком: нечто содержалось в его теле (совершенно незаметное и неухватываемое внешним взглядом), что роднило его с ночными животнымиохотниками. Как и куда он подкрался, как почувствовал свою жертву, как подстерег и как схватил – об этом не расскажешь, и не потому, что лень, а потому, что это вроде бы не из мира людей и слов, а из мира животных тайн.
